С момента отъезда Паскевича войсками командовали генерал Панкратьев, который не сумел оценить важность мюридского движения, и генерал Эммануэль, чьи действия, мягко говоря, были не совсем успешными. 8 октября 1831 года генерал-лейтенант барон Розен[84] принял командование грузинской армией и, ничего не зная об этой стране, сразу же столкнулся с многочисленными трудностями.

Паскевич разработал подробнейшие планы подчинения России местных племен, но, занятый войнами с Персией и Турцией, а также в связи с последовавшим изменением ситуации в Закавказье и отзывом в 1831 в Польшу, сумел лишь занять побережье Абхазии вплоть до Бомбора, умиротворить джаро-белоканские районы и утвердить господство России в Осетии как к северу, так и к югу от центрального хребта. Это было особенно важно, поскольку этот хребет служил разделом между восточными и западными районами Кавказа.

Конечно, многое еще предстояло сделать, поскольку и в Дагестане, и на кавказской линии положение было очень тяжелым. Как писал Розен Чернышеву 13 декабря 1831 года, «я прибыл сюда в очень тревожное время. Никогда еще местные племена не вели себя так нагло, и никогда еще они не были столь упорны в своих начинаниях. Они раздражены всем произошедшим. Тот факт, что наши действия либо заканчивались провалом, либо не были подкреплены в случае успеха последующими событиями, придал им смелости и способствовал распространению ложного учения Кази-Муллы. Если бы он не был убит (как говорят, в Чумкешкенте), весной они снова начали бы свои выступления.

В это время начался обмен мнениями между местными властями и главной квартирой в Санкт-Петербурге относительно того, какие средства наиболее приемлемы и эффективны для подчинения местных племен. В этом споре возобладала точка зрения Вельяминова. Розен, откровенно не разбиравшийся в ситуации, все более подпадал под влияние Вельяминова, который, когда его попросили высказаться на этот счет, лишь передал копию своей записки, написанной еще в 1828 году. При этом он сослался на то, что занят подготовкой и проведением военной операции в Чечне. Это было в начале весны 1832 года. Впоследствии Вельяминов написал комментарии к проекту, разработанному одним из его штабных офицеров, полковником Бурно, а 27 июня – комментарий к письму Паскевича. Тем временем накануне Рождества он выехал из Грозного и, несмотря на категорический запрет императора проводить локальные рейды, совершил поход на Аух и часть Салатау, уничтожая все на своем пути. Еще через месяц он совершил такой же рейд на район между Казах-Кичу и Грозным. Тем самым он нарушил приказ своего государя, который не привык к неподчинению или простому проявлению свободомыслия со стороны подчиненных. Так или иначе, это свидетельствовало об интеллекте и характере Вельяминова, который с честью прошел через все испытания. Сначала император был очень сердит на него, однако Вельяминов столь умело защищал себя и свою точку зрения, а также вел себя с таким достоинством, что в конечном итоге Николай сдался. С тех пор подобные рейды были официально разрешены, хотя и с некоторыми оговорками. Однако имеющихся в распоряжении главнокомандующего войск было явно недостаточно, чтобы в полном объеме реализовать все предложения Вельяминова. Поэтому невозможно сказать наверняка, стали бы они столь успешными, как он предсказывал.

В 1832 году Кази-Мулла вновь появился в Чечне и одержал несколько побед в районе кавказской линии. Надеясь поднять восстание в Кабарде, он даже угрожал Владикавказу и осадил Назрань. Генерал барон Торнау, автор «Воспоминаний о Кавказе и Грузии», который прибыл во Владикавказ в самый критический момент, писал: «Все глаза и уши во Владикавказе были обращены к крепости, которую защищали лишь две наполовину ослабленные роты. Всех одолевала единственная мысль – что будет с ними и каковы будут последствия, если они не смогут отбиться от врагов? Первый успех Кази-Муллы в Назрани стал сигналом ко всеобщему восстанию в районе Владикавказа, сообщение с Грузией прекратилось, а все крепости замерли в тревожном ожидании. Из Назрани мы не имели никаких известий, поскольку враг отрезал ее от окружающего мира. Комендант, офицеры и даже солдаты, которые в это время не находились на дежурстве, собирались на смотровых площадках, пытаясь увидеть или услышать, что происходит, но напрасно. Туман ограничивал нам видимость, и ни одного звука не доносилось до нас, кроме отдаленного грохота пушек, который ничего не говорил нам. Осетины и казаки, отправленные в разведку, возвращались ни с чем. Однажды они наткнулись на крупный отряд неприятеля и вместо новостей привезли тела погибших товарищей… На следующий день мы опять слышали грохот пушек; на третий день канонада началась на заре, а потом возобновилась около двух часов дня, однако к вечеру все стихло. Всех охватил страх. Неужели Назрань пала? Комендант отправил нескольких казаков на разведку, а заодно за большие деньги нанял двух шпионов. Еще до рассвета они вернулись с радостной новостью: крепость выстояла, русские солдаты отбили две попытки штурма. После второй атаки местные ингуши бросились вслед за убегающими чеченцами и разбили их! К вечеру Кази-Мулла отошел за Сунжу».

В горных районах к югу от Назрани еще одна экспедиция привела к объединению местных племен в одно большое мусульманское государственное образование. К этому приложил руку Кази-Мулла. Он отправил туда сильный отряд дагестанцев, чтобы добиться подчинения и обращения в мюридизм племен горных чеченцев, живших в высокогорных долинах между известняковой грядой и центральным хребтом в районе Грузинской дороги. Миссия увенчалась успехом, однако соседние племена, особенно хевсуры, которые номинально были христианами, не приняли его эмиссаров и упорно придерживались религии своих предков, равно как оставались верны и своей независимости и дружбе с русскими.

После визита мюридов их новые сподвижники подняли восстание, убили двух русских приставов и нескольких православных миссионеров, что свидетельствовало об их приверженности делу мюридов. Вдобавок они совершили несколько разбойничьих нападений на Грузинской дороге. Этого русские уже не могли стерпеть. Убийство представителей Русского государства, светских и церковных, должно было быть отомщено. Необходимо было также восстановить сообщение между кавказской линией и владениями России к югу от занесенных снегом горных хребтов. Было решено провести карательную экспедицию, и барон Розен, с кем Вельяминов, как начальник штаба, был теперь связан даже в большей степени, чем раньше с Ермоловым, решил возглавить ее.

Вполне вероятно, что горные ингуши когда-то были христианами, по крайней мере в том, что касается религиозных обрядов и ритуалов. Во всех этих долинах можно найти остатки христианских церквей, и ныне живущие там языческие племена в своей вере используют и христианские элементы. Башни, которых там множество, без сомнения, имеют цивилизованные христианские корни, поскольку в кладке их часто видна эмблема христианства – крест. Что касается окружающих их могил, то нынешние обитатели этих мест категорически отрицают всякую связь с народом, построившим эти башни, и с прахом захороненных здесь людей. Тем не менее они относятся с уважением и даже благоговением к этим могилам. Мы не можем оценить, какую власть имело христианство над этими людьми и в какой момент они вернулись к язычеству. Однако, скорее всего, это было очень давно, несколько веков назад. Вероятно, татаро-монгольское нашествие на Грузию положило конец христианству и заодно – господству этой страны над дикими племенами севера.