Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она положила трубку, и тогда Женя вышел из своего укрытия, стараясь хромать поменьше. Руки, сведенные на рукоятке палки, он держал за спиной.
— Здравствуйте, — сказал он дружелюбно.
— Здрасьте… Вы? Тут? — Катя отчего-то смешалась, глаза отвела и спросила не слишком участливым голосом:
— Ну как, нашли очки?
— Нет. Но это неважно. Извините, я подслушал невольно. Вы все это очень смешно проделали. Я думаю, сама Доронина оценила бы!
— Фэньк ю вери мач! — Катя намеренно козырнула «рязанским» произношением.
— Впрочем, я профан, ни разу не видел ее на сцене. И все равно, знаете, чувство достоверности…
Тут хлопнули одновременно дверь и рама окна, налетел вдруг сквозняк, раскидал по полу газеты и несколько формуляров, сдунув их со стола.
— Эй, Доронина, окно-то за собой закрывать надо! — вскочила библиотекарша.
Катя и Женя на корточках собирали потревоженную прессу. Заметила ли она, как плохо гнется его нога? Наверно, да — поза-то нелепая…
— А я почему-то решила, что вы не можете отдыхать здесь, что вы или у энергетиков, или вообще дикарем…
— Почему же?
— Ну, не из этого вы профсоюза. Что я, актеров не знаю?
Он улыбнулся:
— К искусству имеет отношение моя бабушка, я тут с ней…
— Ясненько…
— А у вас выходной сегодня? Никого спасать не надо?
— Нет, мне в ночь сегодня. Она ж так и называется, эта служба, — «ночной матрос». А два раза в неделю я круглосуточно: у сменщика семейные обстоятельства плохие… А что? Почему интересуетесь?
— Да так… Заметил, что без вашего голоса на пляже скучнее гораздо.
— Это все говорят! А вы бы составили прошение директору этого дома: пускай возьмет меня массовиком-затейником! По совместительству. Или этим… диск-жокеем! Если парочка народных артистов подпишется да заслуженных несколько — ему деться будет некуда. Я буду вас развлекать с утра до вечера!
Трудно понять: зубоскалила она или огрызалась с какой-то затаенной горечью. Жене показалось второе. Все газеты он сложил вместе — оказалось, неправильно: Катя выхватила у него пачку и рассортировала за семь секунд: «Советскую культуру» — отдельно, «Правду» — отдельно, «Ригас балсс» — отдельно.
— А бар уже открыт… Не угостите молочным коктейлем? — Катя изобразила детскую непосредственность, округлив невинно глаза и сунув пальчик в рот.
Но Женю почему-то ничто не коробило в ней, он обрадовался даже:
— Конечно!
4
Она приканчивала уже второй бокал. Когда коктейля оставалось на донышке, она, прилежно дуя в соломинку, наладила производство больших и малых молочных пузырей.
И успевала между тем интервьюировать Женю:
— А по профессии вы кто?
— Видите ли, — он затруднился, — я ее меняю сейчас, так что ответить непросто…
— А вы попроще: сначала про ту, какая была.
— Я, представьте, окончил философский факультет МГУ…
Видимо от удивления, у Кати лопнул радужный молочный пузырь, повисший на соломинке.
— Философский?! Надо же… Еще ни разу в жизни не встречала живого философа! А не обманываете?
— Ну диплома я с собой не захватил…
Он передал ей бумажную салфетку, указывая на белые брызги от ее пиршества, но Катя сперва стерла каплю с его лацкана.
— А вы скажите что-нибудь такое… философское.
Он усмехнулся.
— Вот, не угодно ли? «Холодное теплеет, теплое холодеет, влажное высыхает, сухое увлажняется».
— Что за мура?
— Это не мура, Катя. Это диалектика Гераклита.
— Открытие! — фыркнула Катя. — Будто я сама не знала, что к ночи просушенное надо снимать, не то опять отсыреет… Я думала, философия учит, как жить…
— Пытается. Ее непременной составной частью является этика, вот она и…
Но их перебили. Соседний столик заняла компания, для которой двое мужчин брали кофе, мороженое и что-то еще. У одного из них было мучительно знакомое актерское лицо, он походил на стареющего мальчика; он-то и окликнул Катю по-свойски:
— Катюха, радость моя! Господа, это наша хозяйка пляжа — не признали? Кать, я очень возбудился от твоей лекции! Особенно когда дошло до непрямого массажа сердца… Я вспомнил: мне ж его прописали врачи! Через день по полчасика. Во избежание сердечной вялости. Только не доверяйте, сказали, случайным рукам — руки должны быть чуткие, прохладные и милосердные. Так когда зайти?
Но она умела обращаться с такими:
— Если всех сердечно вялых массировать — это никаких рук не хватит. Не, Виталий, вы утопните сперва, тогда добро пожаловать.
Актер, валяя дурака, стал сокрушаться:
— Такой, значит, подход? Служебно-казенный? «Катя, Катя, наши сети притащили мертвеца» — да? Кошмар… «И в распухнувшее тело раки черные впились» — на такое толкаешь?! Спасательница ты или ведьма морская?
Катя спокойно сняла его руку со своего плеча:
— Раки у нас не водятся, Виталик… А руки лучше держите при себе. — Тон у нее был вразумительный, невозмутимый.
— Так я ж за соломинку хватаюсь! — потянулся он к ее трубочке для коктейля, но Катя ловко убрала ее за спину. Этот «плейбой» воздел руки к небесам, приглашая всех, и Женю тоже, сострадать ему. Спасибо, приятели усадили его наконец.
— Не хотите уйти отсюда? — спросил Женя; он нервничал отчего-то.
Она дернула плечом: как хотите, мол, — и встала. Он — тоже.
— Катерина, уводят тебя?! — всполошились за соседним столиком. — Куда это, зачем? Молодой человек, она — общественное достояние… Как солнце, воздух и вода… лучше подсаживайтесь к нам, оба!
— А кофейку дадут? — Катя снова прикусила пальчик, наивничая так же, как в первый раз, когда в этот бар напрашивалась.
— Что за вопрос? А как зовут твоего молодого человека?
— «Моего»! — засмеялась она. — Он настолько «мой», что я и сама еще не знаю…
— Это — Женя, — объявила Карина, тоже оказавшаяся в составе компании. — Личность он необыкновенная: краса и гордость самого умного факультета МГУ… Присаживайтесь к нам, Женя! Мы, конечно, не Спинозы, но покофейничать с нами можно…
— Спасибо, нет. — Он замотал головой. — В другой раз, может быть. А за эту рекламу кому-то достанется, — мрачно глянул он на Карину и пошел прочь из бара.
— Ну и зря! — крикнула вдогонку та. — Ксения Львовна имеет право гордиться вами, вы так дорого ей достались…
Женя затравленно оглянулся:
— И это вам известно уже…
Катя помахала ему ручкой. Видимо, она и впрямь тут «переходящий приз», все нормально, и он, Женя, столь явно огорчившись, выглядит просто глупо.
— Что это за сюжет, Кариночка? — спросил друг Виталика. — Ксения Львовна — это ведь Замятина?
— Ну да, она ему бабка… А