— Ксеня, оцени: «Поэт имеет две жизни, два мира; если ему скучно и неприятно в существовании, он уходит в сторону воображения и живет там по своему вкусу и сердцу, как благочестивый магометанин в раю…» Прелесть, а?

Бабушка отозваться не успела — мимо проходила ее знакомая в желтом купальнике, она спросила, натягивая резиновую шапочку:

— Ксения Львовна, ну где же ваше «безумство храбрых»?

— Там же, милая, где молодость и здоровье, — вздохнула Ксеня. — Нет, вы не меня, вы лучше моего Женьку тащите…

— А мы не знакомы еще. Сын?

— Вы здесь уже пятая, кто льстит мне так грубо. Внук! Внук, которого я, можно сказать, усыновила: слишком беспутные достались ему родители… Давайте я представлю его вам, Кариночка. Евгений он, Женя.

Пришлось ему встать с качелей, он уронил при этом свою палку. Пожал узкую руку, протянутую несколько манерно.

— Чем это вы увлекаетесь? — спросила Карина о книге, и он показал переплет.

Реакция была уксусная:

— Тот самый, который «Бедная Лиза»? Неужели это читабельно сейчас? Ой нет, я бы по приговору нарсуда только…

Он нагнулся за палкой. Избегая глаз, которые весело его разглядывали, ответил:

— А знаете, Рылеев попросил жену передать ему в крепость, в камеру, одиннадцать томов Карамзина… Его «Историю Государства Российского». Последнее чтение перед казнью. Так что — «на вкус, на цвет…». — Женя развел руками.

Карина натянуто рассмеялась:

— Надо же… Ксения Львовна, «умыл» меня внучек ваш! Он всегда у вас такой строгий?

Она заторопилась в воду, а на полпути со смехом оглянулась:

— Но здесь-то — не каземат… Здесь море, девушки… Вы расслабьтесь, молодой человек! Отдыхайте!

— Абсолютно согласна с ней, — объявила Ксения Львовна.

Вот тут и раздался опять тот самый девичий голос — только не через динамик уже, а в мегафон:

— Мужчина! Мужчина с резиновой лягушкой! Вы куда намылились, дядя? В Швецию, да? Порядок один: с лягушкой ты, с пузырем или с камерой, — за буи не заплывать! Из-за вас одного гонять моторку? Назад!

А потом она добавила — явно не нарушителю, а самой себе, только оплошно позабыв отвести мегафон подальше:

— Швеция тебя не приглашала, там своих дураков девать некуда…

Сказано это было не злобно, а бесстрастно и автоматически — отчего и рассмешило. Притом не одного только Женю. Смыло, пусть ненадолго, эту пугающую серьезность с него. Не с того ли раза его внимание стало возвращаться к той девушке вновь и вновь, как зачарованная севером стрелка компаса?

Сейчас можно было разглядеть и саму ее, героиню нашу: она стояла с мегафоном на самой верхней площадке своей спасательной конторы, где укреплены символическое штурвальное колесо и прожектор, пока не горящий. Как описывать этих современных героинь? Ну, светлые волосы, шортики, полупрозрачная оранжевая куртка с засученными рукавами поверх тельняшки… Ну молоденькая — лет восемнадцати. «Красота», «миловидность», «грация» — все эти слова явно не те; в таких случаях люди щелкают пальцами или языком: «В этой девушке что-то есть», — говорят они и, как ни странно, понимают друг друга!

— Ксеня! — объявил Женя внезапно. — Помнишь мальчика, который потерялся? Я вспомнил, кажется, куда девались мои солнечные очки…

2

На спасательной станции особого гостеприимства оказано ему не было. С ног до головы Женю оценивал скептический прищур серых глаз, и он невольно оправдывался:

— Видите ли, на следующий день было пасмурно, они были не нужны, ну я и не спохватился…

— А сейчас, на закате, перед ужином — спохватились? Нет, вы вспомните получше. Может, еще куда заходили… Мне тут не попадались никакие очки.

— Досадно…

— Импортные?

— Массивные такие. Впрочем, неважно. А что было дальше с тем ребенком? Родители нашлись? Ведь он даже фамилии своей не мог назвать, только «Миша» и «Миша»…

— Да легким испугом отделались, — с ленцой отвечала девушка. — Объявила по своему радио, прибежал папаша. Сперва все тут обкапал мороженым, потом отдал его мне. Брикет за сорок восемь копеек. Если б вы еще покрутились тут — половина вам бы досталась… заработали!

— Ну что вы, зачем? Пойду. Спасибо. Извините.

— А спасибо-то за что? — засмеялась она.

Женя косился на стенку, всю обклеенную фотографиями актеров. Многие — с автографами. Такая выставка тоже давала повод поговорить, но он не решился, он, внук актрисы, в этих «звездах» ориентировался неважно.

Ушел — несолоно хлебавши, как говорится, но улыбаясь неизвестно чему. Тому, наверное, что узнал имя. Артисты писали на своих изображениях: «Милой Кате от…», «Прелестной Катрин, хозяйке пляжа…».

3

Еще в библиотеке был эпизод: Женя стоял в узеньком проходе меж двумя рядами стеллажей, знакомился со здешним кладезем мудрости — и вдруг услышал знакомый голос:

— Теть Нин, приветик! Ничего, что я — в окошко?

— Так ты ж не можешь, как все люди? Ну, лезь давай, — радушно и снисходительно отозвалась библиотекарша.

— Как жизнь, теть Нин?

— Лучше всех.

— Теть Нин, а кто в этом заезде у вас самый-самый?

— Да кто их разберет. У матери спроси, ей виднее.

— Ну а все-таки? Небось, Доронина, да? Ее на восьмом, конечно, поселили? Говорят, на ужин не ходит — это правда?

— Ой, Катюха, ну что ты к ним как банный лист, честное слово! У них своя жизнь, пойми ты раз навсегда. Своя!

Пауза.

— В том-то и дело, теть Нин, что не наша. Интересно же! Можно я матери от вас звякну? Разыграю ее?

— Звони… коли делать тебе нечего.

Катя набрала три цифры. Заговорила не своим голосом — устало вальяжным:

— Это дежурный администратор? Говорит Доронина. Милочка, мне тут поставили в номер дурацкий электросамовар, он мне все нервы подергал! Капает. Всю ночь капал! Пришлите кого-нибудь… Не знаю кого: водопроводчика, самоварщика, крановщика — это вам надо знать, а не мне! И еще — ваши горничные воют своими страшными пылесосами в девять утра! Будто я не имею права вволю поспать на отдыхе! Ваши горничные воют своими пылесосами, когда я хочу спать!

Трубка испуганно извинялась перед ней, обещала ей что-то, пока не выдержала сама Катя:

— Мать! Ну ты даешь! Неужели купилась? Да я это, я!

Женя забыл о книгах. Затаившись среди них, он давил в себе смех, чтобы не пропустить ни словечка.

— От тети Ниночки! Я нарочно мимо твоей стойки не проходила! Чтоб всласть попудрить тебе мозги… Это я еще не особо старалась… Нет, вообще-то, по делу: мы сейчас с теть-Ниночкой книжку одну поищем. Называется «Прочитаем „Онегина“ вместе» — говорят, для сочинений очень годится…

— И искать нечего: такой нету, — буркнула тетя Нина.

— Так что занимаюсь, видишь? — продолжала Катя в