– Ты не посмеешь разорвать договор с нами! – зарычал Рунт, подступая ближе, и воздух опять ощутимо наэлектризовался. – Этот недопацан не выведет тебя из Пустоши!

– А вы выводили? – влез Март, натягивая рубаху. – Поэтому и оказались здесь, в Некке? Знаешь, Сон, крашеры, ведущие наш караван, утверждали, что этот форт вообще не по дороге к Побережью.

– Вот как? Тогда почему же ты здесь? Разве ты не туда же направлялся? – нисколько не смутился оборотень.

– У нас торговый караван, и посещение максимума фортов и было заложено в маршрут. Но это никак не прямая дорога к Побережью, как в вашем договоре с Сон! – Мне чудится, или Март сейчас умолчал о чем-то?

– А когда это ты подробности нашего договора узнать-то мог, сыкун? Мы ей прямой дороги и не обещали. Только что она попадет в Радвелат.

– Что, прости?

Нет, я не опешила по-настоящему. На самом деле, нечто такое и подозревала. И теперь с полной ясностью осознала все. Зачем были все эти покупки, снаряжение меня как надолго вперед и свой ездовой транспорт. Они бы просто таскали меня за собой, сколько заблагорассудиться, пока бы до тошноты в секс втроем не наигрались, а только после этого сбагрили за ненадобностью в Радвелат. А я, идиотка, подумала… все правильно, между прочим, подумала. Что удержать хотят и расставаться не планируют, меня не спросив. Но не потому что внезапно чувства. Чувства – это когда мужчина не помышляет делиться своей женщиной. А если запросто, то это чистая животная похоть.

– Ты попадешь в Радвелат. Однажды, – без даже намека на стыд прямо ответил Рэй.

Как же он смотрит. Безжалостно. Как ледяными ножами расчленяет. И всегда ведь так смотрел. Как на жертву, которую он употребляет по мере надобности. А я как-то умудрилась убедить себя видеть что-то иное в его взгляде. Соня, блин! Не накручивай себя! Нет необходимости. И без того все плохо.

– Супер! Мелкая, и после этого ты все еще остаешься с этими лживыми пользующими тебя как последнюю шалаву скотами?

О, спасибо тебе, Март, что ты добавляешь дерьма в ту яму, куда я и так себя сейчас ощущаю заброшенной. Стою по самую шею. Давай, притопи меня еще и с головой в порыве рвения открыть мне на истину глаза и спасти.

– Останется! По крайней мере с одним из нас у нее договор все еще в силе, – тяжело уронил полукровка.

– И расторгать я его не намерен, – тут же подпел ему оборотень. – Так что топай отсюда, спаситель.

– Вон отсюда! Все! – не выдержав, потребовала я.

– Сон…

– Ты не смеешь…

– У тебя не права…

– Вон все отсюда! – зарычала, обведя всех троих яростным взглядом. – Хватит с меня! Какого черта вы, три здоровых мужика, стоите передо мной одной и издеваетесь каждый на свой лад? Кто вам право такое дал, а? Рэй, ты не утолил еще свою жажду унижать меня? Хочешь еще придушить, треснуть об стену, рассказать, что я просто набор отверстий под ваши члены со встроенным краном маны? Ты, Рунт, порвешься напополам, если прекратишь демонстрировать всячески, как удачно вы обдурили меня с побратимом, загнав в бессрочное секс-рабство? Март, а ты в своем правдолюбии и желании спасти, попутно окуная меня в дерьмо, не можешь взять перерыв? Или убирайтесь сейчас к чертовой матери и дайте мне дух перевести, или добивайте уже все разом. Но, блин, делайте это поскорее, а то быть и дальше вашей общей мишенью прямо сейчас у меня нет больше сил.

Отвернувшись от всех, я забралась в постель и свернулась клубком, укрываясь с головой. Пошли они все. Пусть делают что хотят.

Рунтарехт

Я чувствовал себя оглушенным и отравленным горькой желчью. Какого риша все вокруг мгновенно обратилось таким диким бардаком? Перевернулось с ног на голову, запуталось и вообще стало глухим тупиком. Вот только что у меня началось… Да жизнь началась вроде как заново. С истока, без неизбывной боли, больше не пустая. Я опять был для кого-то. Для женщины и моего потомка. Не фантазия, не сожаление-воспоминание, не дремотный призрак. Все реальное, можно потрогать, увидеть, обонять. Вернулся извечный порядок и смысл существования каждого самца ругару. И стая даже была, ведь побратим у меня есть. Спустя столько лет я начал себя ощущать больше не опустошенным, не исполовиненным. И вот вдруг такое проклятое безумие. Сонька от всех подарков наших вроде как все настороженнее становилась, вместо того чтобы как любая нормальная баба визжать и ногами топотать от радости. Нет бы ей просить: «Хочу и то, и это, и еще два вот того». Она же только «это зачем?», «куда столько?». А потом и вовсе гневом и болью от нее пахнуло, и понеслась не пойми куда! А как догнали ее с Рэем, так и вовсе дичь какая-то началась. Как увидел, что ее, зареванную, гад какой-то волочет куда-то, ослеп прямо от бешенства. Удар об стену чуть дух не вышиб, потом новый, каких сроду не испытывал, выбил меня из тела ругару, лишь только успел обернуться. А дальше уже совсем смерч идиотизма, перемолотивший мозги побратима и мои следом. Что закончился гневной речью прогоняющей нас прочь нашей женщины, от которой в тот момент пахло болью, обидой и таким беспросветным разочарованием, что у меня кишки узлами свело, будто я сдуру нажрался какой-то жуткой гадости. Сонька отвернулась, велев нам убираться к ришевой матери, под одеяло залезла, свернувшись там одна, мелкая, обездоленная какая-то, а я как уйти – не знал. Стоял и пялился, ноги в пол, как в лед речной по морозу вросли, позвоночник гнуло, как если бы передо мной сильнейший вожак-ругару был и инстинкт бы меня показать ему повиновение велел. Сердце, как кусок камня, по ребрам железякам грюкало, а в башке кипело от возмущения и отрицания. Орать было охота на нее, что не смеет гнать, на этого рыжего сыкуна с сиськами, что влез – и все наперекосяк, на Рэя, который вытворил такое, что теперь и риш не ведает, как поправить. Да, бабы прощают: задари, затрахай – и забывают обиды, хоть какой ты скот. Те бабы, с кем я дело имел до сих пор. Время опять же в борьбе с бабскими обидками – хороший союзник. Заскучает, оголодает без тепла и ласки – и сотрется из памяти, чем ты ей не угодил. Вот только отношение к подаркам Соньки мне уже понятно: видел, что не взять ее этим. Затрахать… вот чую, что быть допущенным к телу скоро не светит. А напирать на договор и что отказывать она нам… уже мне одному, она не вправе… Ну, тут и аврину безмозглому понятно, что только поганей все делать, усугублять. А вот время… Рэй же знал, что его у нас с Сонькой и так в обрез. Знал и вытворил такое… Может, и было что-то, на его драконе, психованном и капризном, завязанное, оправдывающее его, но сейчас мне плевать стало на это, и весь мой гнев на побратиме сосредоточился.

Я дернул головой, натягивая штаны и веля и Рэю, и рыжему выметаться, но кто бы меня послушался. Вывалились мы из комнаты вместе, чуть не задавив друг друга в дверях. Рыжий недопацан нагло плюхнулся на пол в коридоре, вытягивая свои длинные ноги, устраиваясь там явно надолго. Хотел я его за шиворот взять да зашвырнуть куда-нибудь аж за частокол, чтобы не бесил уже, но потом с ним разберусь. А пока и правда пусть себе посторожит Соньку.