— Где горы? — честно поинтересовались мы, выкатившись из вокзала в семь утра. Ландшафт перед нами ничем не отличался от ландшафта в предыдущем городе. С разных сторон к нам подбежали три таксиста и стали тыкать в какое-то изображение на своих бумажках — у всех оно было одинаковое, но рассмотреть его было тяжело.

— Все понятно! — заключила Наташа. — До входа в национальный парк отсюда еще ехать и ехать. Пойдем искать автобусы!

Мы нашли остановку с расписанием — до ближайшего оставался час. Пришлось падать на стулья ближайшей кафешки. В ней мы заказали по порции самых дешевых баоцзы в округе, за которые наконец расплатились юанями. Мы ели их, и жир стекал по нашим пальцам, как потом текли слезы при воспоминаниях о том, насколько отвратным был вкус этой пищи.

Добравшись на оплаченном автобусе до входа в парк, мы прочитали табличку с иероглифами, разобрать суть которых было просто даже без знаний китайского. Билет стоил двести пятьдесят юаней на человека! Китайцы обнесли всю территорию гор стенами и заборами. Мы хором закричали: «До свидания!» — и развернулись обратно.

— Не зря же мы сюда столько перлись! Пойдем придумывать план, как будем пробираться. Наверняка какие-нибудь русские сюда залезали бесплатно, — стукнул воображаемым кулаком по воображаемому столу я, когда мы вернулись на остановку.

— Дим, я немного подустала от нашей суматохи. Давай так — я пойду прогуляюсь по переулкам этого местечка. Уж слишком приятно выглядят эти туристические улочки, как в маленьких городках Европы. А ты засядешь в какой-нибудь кафешке и все узнаешь.

— По рукам!

На том мы и порешили. Наташа отдала мне рюкзак, а я зашел в первое попавшееся кафе и заказал улун. Надо отметить, что заведения в туристических местах и в глубинке не имели между собой ничего общего: вокруг все блистало чистотой, а официантка говорила со мной на английском.

Первое, что я увидел, подключившись к вай-фаю, — сообщение от товарища, которого давно не было слышно, но который когда-то был очень близок мне. «Она мертва». Мы сразу созвонились, и он дрожащим голосом сообщил, что его мать вчера умерла. Мое тело стала окутывать серая пелена, а в пустую голову полезли воспоминания о том, как она улыбалась, сидя на кухне, и подкладывала зефир к чаю.

Люди всю жизнь могут плевать на смерть или готовиться к ней, но по-настоящему к ней готов только тот, кто жил праведно и счастливо. Есть очень простое правило: чем мы счастливей, тем дольше живем, а счастье состоит в том, чтобы делать то, что нравится. Нравится делать то, что получается, а получается то, что заложено Вселенной. Выходит, Вселенная изначально выдала нам путь к счастью, и задача — делать то, что согласно с предназначением.

Мне же стало казаться, что вся попытка проехать вокруг света — попытка оправдать самого себя. Все испытания, надуманные и насильно притянутые, были пусты в сравнении с вечными нормами — счастьем, любовью, смертью — и ничтожны в сравнении с теми испытаниями, которые проходит тот, кто лишается жизни самого близкого человека, но оставляет свою. Я посмотрел на окружавших меня китайцев, горланивших за соседним столом, остатки чая в чашке, на горы за окном, поросшие елками, и понял простую суть: все это мне не надо задаром. Семья, близкие люди и деятельность согласно предназначению — единственное, в чем я чувствовал суть.

Тем временем друг продолжал:

— Еще не так давно мы вместе ходили в больницу, и врач говорил маме: «Все, с кем вы вместе лечились, уже давно умерли. Вы до сих пор живы. Как здесь можно возмущаться?» А сейчас он уже не может это ей сказать. Знаешь, о чем я жалею? Раньше, когда она кричала на меня, я кричал в ответ. А мог просто обнять ее. Если мы будем обнимать наших близких тогда, когда им плохо, мы спасем их и, возможно, себя. Прошу, позвони своей маме и скажи, что с тобой все хорошо. До связи.

Я встал из-за стола и вышел на улицу, где лег на горячий асфальт и позвонил родителям. Мы проговорили час. Единственное, что хотелось сделать в течение этого времени, — вернуться домой.

А потом я увидел, что какое большое количество людей захотели получить открытку из кругосветки и перевели деньги. И возвращаться стало хотеться меньше.

Вечером мы с Наташей оставили наши рюкзаки на втором этаже в комнате официантки. Взяли с собой только спальники, пенку, палатку, горелку, макароны и фотоаппарат. С ними дошли до разрушенного отеля, где начиналась дорога в гору, и расстелились где-то меж арматур и бетонных блоков. Там мы проспали до полвторого ночи, а после подскочили по будильнику и затолкали в кусты все лишние вещи, прикрыли их валунами. Путь предстоял неблизкий: двадцать километров вверх по темноте мимо трех постов охраны. Я планировал дойти по серпантину до входа и в темноте перелезть забор сбоку от ворот.

Мы бодро зашагали по дороге, держась за руки. Опираясь только на советы Интернета и данные офлайн-карт, каждый из нас верил, что не зря потратил трое суток и в конце его настигнет удача в виде проникновения на территорию национального парка без билета. Мы тихонько пели песни и наблюдали за тем, как шумят деревья и ползают мелкие животные. В Китае я видел одни из лучших дорог в мире, и та, что пролегала под нашими ногами, не была исключением. Поначалу она ложилась на окружающий пейзаж ровно, как струйка оливкового масла на сковородку, а затем стала вилять. Ночь сгущала свои краски, но наши шаги освещал Млечный Путь, раскинувшийся салютом на небосводе. Падающих звезд было столько, что у нас кончились желания. Наташины кроссовки со светоотражателями усиленно мигали всеми цветами небесных тел, которые встречались нам на пути. Мы напоминали себе отважных сыщиков или секретных агентов, которые весь день выжидали в городе, а вечером отправились на спецзадание. Слабо понимая, где может поджидать опасность, а где нет, мы предвкушали ее из каждого куста, а все повороты могли быть местом, где нас засекли.

В какой-то момент дорога стала изгибаться сильнее. Мы свернули резко направо, налево — над головой проскочил трос канатной дороги. Он рассекал небо, словно многократно застывшая стрела. Мы продолжили дорогу и увидели по правую сторону свет. «Очевидно, проход там!» — взял дело в свои руки я и повел нас напрямую к зданию. Старались ступать тихо. Спустившись по лестнице, мы увидели камеру, направленную четко на нас. Здесь тяжело было скрыться в темноте — большой фонарь освещал два накинутых на головы капюшона. Мы прошли дальше вдоль здания и увидели раскрытую дверь, из которой струился свет. Я сделал жест «спокойно», подобрался к двери и просунул голову в проем. Прямо передо мной были телевизор и охранник. Телевизор — стоял и играл, охранник — сидел и спал. Справа на приборной панели от него были несколько маленьких экранов, один из которых показывал силуэты двух людей, стоявших у двери. «О, да это ж мы!» — улыбнулся я про себя, а Наташе сообщил: «Похоже, не тот путь. Уходим!» Мы помахали камере и, аккуратно ступая на края подошв, выбрались по лестнице обратно на дорогу.

На пути нам встретились еще два таких здания с, очевидно, такими же охранниками. Затем — еще одно, только с автомобилями и прогуливающимися у входа людьми. Чтобы преодолеть его, мы вжались в забор, примыкающий к дороге слева, стараясь слиться с пейзажем. Ночь была тепла и хороша — это понимали и мы, и охранники, поэтому нас они не заметили. Дорога становилась у́же и в конце концов вывела нас на пятачок с синими будками. Мы подошли к его краю — даже в такой темноте было видно, сколько придется лететь вниз, если упасть отсюда. Прошло четыре часа с момента старта, и, несмотря на высоту над уровнем моря, наши футболки порядком вспотели, поэтому мы повязали их вокруг пояса.