Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже имел дело с азиатскими регионами. Однажды мы промчали с другом всю Индию с севера на юг. Только прилетев в аэропорт Дели, мы сразу забрались в самые тленные трущобы. Первые пятнадцать минут организм резко отказывался воспринимать реальность, а все инстинкты, собравшись воедино, кричали: «Возвращайся домой! Ты не выдержишь этот ад». Знакомство с Индией я описывал так:
Огибая спящих рядом или лежащих без сознания родственников, молодые и старые, люди массово справляют свои нужды в лужи прямо у дороги; в одну из них как в зеркало любуется собой костлявый мальчик, юной ладошкой загребает из зеркала воду, довольный, умывается, счастливый, чистит зубки, окуная палец в лужу и используя его вместо щетки, а жидкость как пасту. Рядом сквозь пыль прорываются автомобили, из одного сквозь открытое окно от души вот уже две минуты блюет молодая индуска, блюет на себя, на другие автомобили, на прохожих, на дыры в асфальте, в которые тут же попадают черные шины или еще более черные ноги, в рваных сандалиях и без, с костями и изувеченные. На попрошайничающих инвалидов прозрачно взирает хозяин куриной лавки, весь в перьях и полудохлом петушином крике, берущий первую попавшуюся птицу, лишающий ее глотки и протягивающий соседу-повару, который с завидным успехом готовит и там же продает куриное филе, дымящееся в руках только что справлявших нужду на дороге людей.
Но уже через неделю я влюбился в Индию. Можно было долго ненавидеть все прелести и ужасы этой страны, но от одного не смог отказаться никто — она переворачивает с ног на голову сознание и дарит самые сокровенные желания, в которых человек сам себе не рискует признаваться.
С Китаем же вышла несколько другая история. Многие путешественники признавались ему в любви, и мне бы хотелось, чтобы я относился к их числу, но это было не так. С какой стороны я бы ни пытался подойти к этому гиганту, везде ждало обоюдное непонимание. Жесты, которыми жители показывали цифры, интонации, идеология мышления, ценности, правила поведения в обществе — все это отталкивало, как магнит с противоположным полюсом. Китай — это маленькая планета внутри планеты Земля.
Так мы думали, застряв в моменте, который был острее боли в животе, острее отвратной лапши, засыпанной тремя пакетами химической приправы, острее самой грубой саркастической шутки, которыми мы стреляли друг в друга. Если сознание — это нож, то мы были на конце лезвия. Мы лежали и лежим, обвив друг друга худыми руками, в пыли рядом с дорогой, две маленькие песчинки посреди этой огромной вселенной, которую мы сами придумали, в которую мы сами поверили. Мы погрязаем в своих надуманных проблемах, придавая им великое значение. Мы рыпаемся, бултыхаемся, пытаясь жить праведно, как делает весь этот мир. Мы получаем то, что отдаем, а делимся тем, что принимаем, — и так по кругу. Мы ненавидим страну — и она ненавидит нас. Мы мучаем кого-то — и будем мучимы. Мы сотворяем добро — и оно рождается в нас. Мы берем то, что нам не принадлежит, — и лишаемся своего. Мы делаем кого-то счастливым — и счастье рождается в нас. Все действия вовне направлены прежде всего внутрь. Все всегда возвращается. На этом стоит мир.
На поездах, автостопах, автобусах и людях — так или иначе, двадцать шестого октября мы прибыли в пятый по величине город страны, первую свободную экономическую зону Шэньчжэнь. Мы были уверены, что попали в один из прекраснейших городов Китая, и именно поэтому хотели поскорее его покинуть. Однако здесь все же было важное дело, которое следовало совершить. Слухи о внушительных ценах в Гонконге распространяются во все концы мира, не обошли они стороной и наши уши. Мы подозревали, что еда в городе-государстве будет стоить раз в пять дороже, чем здесь. Поэтому практически всю сумму, полученную в Шанхае, мы довезли до китайской границы. Первым и единственным местом, которое мы посетили в Шэньчжэне, был трехэтажный супермаркет.
На все деньги мы накупили еды, оставив на двоих триста рублей. Получилось пять набитых белых пакетов. С ними мы и побрели по указателям на юг города, не оборачиваясь на небоскребы и технологические новинки. Путь преградил столб с указателем: «Fumin road — left, Hong Kong — right». Вот так где-то посреди магистралей и жилых массивов нам сообщали, что через пару сотен метров начиналась другая страна.
Гражданам Китая для посещения Гонконга обязательно требуется виза, гражданам России при пребывании менее двух недель — нет. Поэтому, получив миграционные карты, мы очутились по ту сторону границы у входа на станцию метро «Lo Wu». Охранников и полицейских на станции метро было больше, чем пассажиров, поэтому идея с перепрыгиванием турникетов отпала. Взглянув на расценки транспортной карты «Octopus» (карта позволяет класть на нее деньги и оплачивать дорогу), мы поняли, что предстоит нам ездить в метро Гонконга либо бесплатно, либо с хитринкой. Проезд до нужной станции на одного человека стоил около ста пятидесяти рублей, а такие траты нам нельзя было позволить. Чтобы очутиться в подземке, мы купили билет на один день под названием «Родитель + ребенок». Стоя лицом к кассе, Наташа отыгрывала маму, а я, присев, вертел кепкой в разные стороны, как ее сынишка. Шалость удалась, и мы прошли в метрополитен по цене втрое меньшей заявленной изначально.
В Гонконге тяжело найти каучсерфера, но после тридцати запросов нам это все же удалось. Им оказалась невысокая девушка по имени Риц, только вернувшаяся из Австралии, которая работала татуировщицей. Она с радостью предоставила комнату в своих апартаментах на двадцать пятом этаже небоскреба, затерявшегося на северо-западе города в районе станции Tsuen Wan West. Ее квартира по меркам Гонконга была огромной: целых две опочивальни, стиральная машина, коридор в пять квадратов и собственный туалет. Наша комната занимала аж шесть квадратных метров, на которых помещалась одна кровать, один шкаф и одно окно с видом на горы. Больше ни на что места не было. Жили мы как настоящие цари, и многие местные офисные сотрудники позавидовали бы таким элитным хоромам.
Первое, что я сделал, попав в цивилизованную квартиру, — встал на весы. Последний раз я взвешивался в Улан-Удэ, и за последние три недели похудел на пять килограммов. В ночных беседах мы узнали, что одно из излюбленных занятий жителей Гонконга — высмеивать жителей Китая и отрицать коммунизм, который, по их мнению, уничтожает свободу выбора и историю. Местные же архитекторы давно не строят здания ниже тридцати этажей, чтобы экономить землю и не пробивать очередной потолок стоимости недвижимости. Город, являвшийся родиной Джеки Чана и Брюса Ли, в котором девять из десяти жителей посещали храмы, где поклонялись Богу, а не доллару, по умолчанию не мог быть отвратительным. Чтобы проверить это, мы отправились на центральную станцию Tsim Sha Tsui.
Стоит ли упоминать, сколько восторга вызывает этот мегаполис у простых обывателей вроде нас. Я весьма скептически отношусь к городам, которые по нраву каждому — в своих соблазнительных нарядах они распыляются для всех, отдавая свою исключительность и уязвимость в никуда, разбрасываясь обесцененными изюминками. Много криков было прослушано о красоте Гонконга от бизнесменов и бекпекеров, от инженеров и художников, и я заранее не испытывал особых рвений разделить с ними слабость симпатии к этим местам. Однако этот город воистину заслуживал такого отношения.