Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В номере ее не было.
Валентин положил коробку с профитролями рядом с ее подушкой, распаковал сумку и, немного помедлив, достал альбацету. Несколько раз открыл и закрыл складной механизм ножа, потом положил в карман брюк, решив пойти прогуляться и заодно поискать Диану. Вдруг она ждет его у моря. Действительно, нельзя же сидеть в номере в такую прекрасную погоду?
Он брел вдоль кромки воды, не замечая ни набегавших на сандалии волн, ни беспокойного крика чаек. Его глаза видели только возвышающуюся впереди бесформенную громаду утеса, позади которой острым клинком висел полумесяц.
На душе было спокойно, а кончики пальцев ощущали в кармане рукоятку старинного ножа. С неровными, отколотыми краями.* * *
Бывает же так в жизни – как в сказке! – подумала Натали, вспомнив мягкую кожу вчерашних мужских рук. – Даже не верится.
Она стояла в номере перед кроватью, на которой была разбросана ее одежда. Ночь подкралась так быстро и незаметно, что она немного нервничала, не успев окончательно решить, какое платье и какие трусики надеть, чтобы пойти искупаться. Чувство свободы переполняло ее. Казалось, за спиной выросли крылья и, взмахнув ими, можно улететь.
Все было хорошо! Мир прекрасен и удивителен!
Ахмед позвонил в обед и сказал, что, скорее всего, задержится в Барселоне до завтра, так что она «может его не ждать».
А она его и не ждала! Тем более сегодня ночью. Она ждала другого. Хотя они не договаривались. Мало того. Они почти и не разговаривали тогда, но он, без сомнения, обязательно придет.
А губы у него были обветренными и шершавыми, вспомнился ей прощальный поцелуй. И целуется он необычно. Долго и как-то глубоко. «Смачно» – подобралось точное слово. Она улыбнулась своим мыслям и остановила выбор на светло-бежевом платье с тесемочками, похожем на древнегреческие короткие туники. Оно будет смешно смотреться со шлепками, но хотелось выглядеть празднично и соблазнительно.
Натали оделась, оглядела себя со всех сторон в зеркале, провела рукой по кружевным стрингам под платьем. Весело подмигнула отражению в зеркале и, взяв полотенце, вышла из номера, плотно закрыв дверь.
* * *
– Почему ты убил ее?
– Я больше не мог выносить это.
– Что это?
– Боль в душе.
– Выражайся точнее.
(– Как можно сказать точнее? Боль – она и есть боль.)
Валентин посмотрел за окно, где сквозь облака, похожие на густые взбитые сливки, показался обнаженный кусочек неба.
– Почему ты замолчал? Она что, тебя мучила?
– Нет, не мучила.
– А что она делала?
– Она просто жила.
– Что значит «просто жила»?
– Радовалась солнцу, утру, обычной чашечке кофе и кусочку шарлотки.
– Тогда зачем ты это сделал?
– Я не мог радоваться.
– ?..
– Я постоянно думал: как она может так поступать?
– Как?..
Валентин опять замолчал.
– Но ты же не хотел убивать ее?
– Не хотел. Но ничего не смог с собой поделать.
Валентин повернулся от окна и, посмотрев на Диану, развалившуюся на кровати, игриво нахмурился:
– Прекрати меня допрашивать, как следователь. Диана рассмеялась.
– Сам виноват. Не надо было убивать Натали.
– А я и не убивал. Это сделал Ахмед.
– Нет, ты, как автор. Хотя сам обещал, что книга закончится хорошо. Это же женский роман. В нем обязательно должен быть счастливый конец. И Натали мне очень нравилась – такая жизнерадостная и веселая. Научилась готовить шарлотку с хрустящей корочкой, переживала за дочь и вообще…
– Прости, счастливого конца не получилось.
– Ладно. Как хочешь – ты же писатель. Но все-таки мне до конца так и непонятен твой внутренний мотив убийства. Извини, конечно, что я такая бестолковая.
– Она изменяла мужу.
– Ну и что?! Ахмед ее не любил, и она собиралась все равно уйти от него.
– Но я тоже полюбил ее.
– Полюбил?
– Да, как автор, как мужчина-незнакомец.
– Тогда я ничего не понимаю! Зачем убивать женщину, если ты ее полюбил. Пусть даже героиню романа.
– Потому что я как автор лучше всех знал, какое она получает наслаждение, и не мог допустить, чтобы она стала порочна.
– Порочна? – Диана в недоумении уставилась на него.
– Именно порочна. Один раз получив удовольствие от измены, трудно удержаться, чтобы не испытать этого снова. Это как наркотик. Организм начинает требовать выброса адреналина в кровь.
Диана на секунду задумалась.
– Ты не прав, но я не буду с тобой спорить. Мне кажется, измена – это прежде всего расплата за нелюбовь. За неуважение и за недоверие. И что такое – измена? Если люди по-настоящему любят друг друга… – Она вдруг порывисто встала и, надевая халат, направилась в ванную. – А вообще, Валентин, ты меня удивляешь. Если ты даже героиню романа убил из-за ревности – ты законченный эгоист и безумец!
– Разве не все люди в любви эгоисты? И разве это плохо – любить до безумия?
Она остановилась, повернулась к нему и, сказав с улыбкой: – Любить до безумия можно, ревновать нельзя, – скрылась в ванной. – Но убивать Натали… – донеслось до него из-за двери, – это было чересчур жестоко. Мне кажется, тебе следует переписать конец книги, иначе…
Последние слова поглотила зашумевшая вода.
– Возможно. Но в этом романе все равно кто-то обязательно должен был умереть, – ответил Валентин сам себе, поднялся с кровати и вышел на балкон. Свежий утренний бриз приятно обдувал его торс, обернутый только полотенцем. Вдалеке, среди блестящей чешуи морских волн, белела парусами яхта. Он вдруг с грустью осознал, что ему будет тоже очень не хватать его героини. Послышалось шлепанье босых ног, и руки Дианы обняли его сзади.
– Ты все-таки такой глупый у меня, но я тебя люблю…
Шея загорелась от шепота поцелуя.
«Только тебя…»
Халат и полотенце упали вниз одновременно.
Он почувствовал упругость прижавшейся груди с бугорками сосков и жесткий хохолок волос у основания живота. Ее губы нежно покусывали его плечи и шею, а руки гладили, опускаясь все ниже и ниже.
– Какой он у тебя твердый, твердый. Хотя мы еще даже не завтракали, – шепнула она, и прежде чем он придумал, что ответить, добавила: – Давай поменяемся местами, чтобы ты был сзади.
– Подожди, слышишь, соседи вышли на балкон.
– Ну и пусть, так даже интересней.
– А тебе разве можно?