– Я много что делаю неправильно! – протестую я настойчиво, почти наигранно. – Много в чем напортачила… Много!

– Как, например, когда?

– Например, совсем недавно…

– Правда? – бросает мне вызов Мелисса.

– Правда? – вторит ей Триша, в возбуждении распахнув глаза. – Давай, колись!

– Да, теперь ваша очередь, – подтверждает Инге, следуя своей скандинавской логике.

К этому моменту мышцы мои расслаблены, голова кружится после пива, так что я соглашаюсь.

– Ну ладно… – начинаю я, растягивая слова, чтобы оттянуть время. Казнь, если хотите. Потом делаю как можно более глубокий вдох, на какой способны мои легкие, и продолжаю: – Помнишь, когда ты забрала меня из Premier Inn после стоматологической конференции в прошлом месяце?

– Там, где ты проблевалась? – уточняет Мелисса.

– Да, спасибо, после той самой. Так вот, помнишь, как я сказала, что напилась со знакомыми?

– Да… – Мелисса продолжает смотреть на меня скептически.

– Ну, это не совсем были знакомые. Там был один стоматолог…

– Что? На стоматологической конференции? Ты меня удивляешь… – Мелисса делает еще один глоток пива, теряя терпение.

– Ну и, я думаю… Наверное, я переспала с ним…

Не успеваю я произнести эти слова, как мне хочется тут же отмотать все обратно и забрать свое признание.

За столом наступает тишина. Выражение лица Мелиссы меняется; я чувствую, как у меня напрягаются мышцы.

– Ты сделала что? – спрашивает она наконец. – Ты что, сбрендила?

Она явно шокирована.

– Нет! – я как будто оправдываюсь.

Ну может быть… Да…

– И как это было? – Триша хочет подробностей.

– Я… я… – запинаюсь я. – Я не помню.

– О чем ты думала? – требовательно спрашивает Мелисса.

– Я не думала! В том-то и дело… – я озираюсь в поисках поддержки.

– Да что с тобой? – продолжает моя сестра.

Я не думала, что беседа по душам примет такой оборот.

Значит, Трише можно участвовать в тройничке, а мне нельзя совершить даже одного незначительного/среднего неблагоразумного поступка за двенадцать лет усердного исполнения супружеских обязанностей?

Я слишком поздно понимаю, что неправильно поняла смысл таких «женских разговоров по душам».

«Вот почему я не участвую в них, – укоряю я себя. – Идиотка! Ты совсем в них не разбираешься!»

– А он был большой? – продолжает Триша, не обращая внимание на назревающий конфликт между сестрами.

– Н-н-не знаю…

– Мне даже в голову не пришло бы, что… – Мелисса останавливается и вместо слов трясет головой. – Просто не могу поверить.

Я не ожидала, что Мелисса примет мое признание близко к сердцу. Или что будет так охотно говорить о наших разногласиях на публике.

– С каких пор ты такая щепетильная? – упрекаю ее я, вторгаясь на незнакомую мне территорию. – Грег же тебе все равно никогда не нравился…

– А, Грег, – в ее устах это имя звучит, как вымышленное. – Грег. Грег никому не нравится.

– Извини?

– Папе точно не нравится.

– Ах, вот как!

– На прошлое Рождество он назвал его засранцем.

– Правда? Как по-джентльменски.

– Грег и есть засранец.

– Не в этом дело! – я уже кричу.

– Ну да, дело не в Греге!

– Грег – это ее муж? – хмурится Инге, не поспевая за нашим разговором.

– Думаю, да, – шепчет Марго слишком громко, чтобы это можно было назвать шепотом.

– Да, – подтверждает Мелисса. – И он вахлак.

– Это такой служащий в отеле? – спрашивает сбитая с толку Марго.

По всей видимости, она убеждена, что все остальные люди за пределами ее круга просто слуги. «Массовка и слуги в жизни ее родни и подобных ей», – размышляю я с горечью.

– Нет! – раздражено говорит Мелиссса. – Это такое ругательство. Самое лучшее времяпровождение, на его взгляд, – сидеть в темной комнате в компании каких-то камней и пялиться в телевизор. А присмотр за детьми – это дать им по айпаду и забыть о них.

– Не тебе судить его! – гневно восклицаю я, потому что: а) она-то уж точно не авторитет в области присмотра за детьми и б) она права. Отчего я ненавижу ее теперь вдвойне.

– Я же говорила, что дело не в Греге! – отражает обвинение Мелисса.

– А если не в Греге, то в чем твоя проблема? – недоуменно спрашиваю я. – Чего ты вдруг принялась судить?

– Я принялась судить? – недоверчиво переспрашивает Мелисса. – Это ты вечно всех обвиняешь, Судья Джуди[28].

– Меня не так зовут…

– А тебе бы подошло…

– Ну что, дамы, давайте оставим споры до утра, – Триша пытается положить конец препирательствам, но безуспешно.

– Ты все время талдычишь о семье, – настаивает Мелисса, – но даже не пытаешься приехать, чтобы повидаться с отцом.

– Значит, вы изрядно выпили? На стоматологической конференции? – спрашивает Марго, не зная, чью сторону принять и каким тоном говорить, но желая принять участие в дискуссии.

– Что? – в замешательстве оборачиваюсь я и трясу головой. – Нет. То есть да.

– Лицемерка, – смакует Мелисса это слово, четко произнося каждый слог.

На секунду я в шоке теряю дар речи.

– Чего ты вообще прикопалась?

Мелисса щурится и пристально смотрит на меня.

– Я «прикопалась», потому что ты потратила годы – насколько я помню – на этого здоровенного лошака…

– Вы имеете в виду помесь коня и осла? – услужливо спрашивает Марго.

– А что, меня плохо слышно? Я это и сказала! – огрызается Мелисса, повышая голос. – А я боялась тебе перечить, ведь вдруг ты опять состроишь кислую рожу, как у Судьи Джуди…

– Я говорю тебе, что я не судья…

– Но все равно критикуешь всех и строишь рожи…

– Какие рожи?

– Вот такие! Как сейчас! Она же строит? – обращается к Трише Мелисса.

– Ну да, сейчас у тебя довольно выразительная физиономия, – признает Триша, тщательно подбирая слова.

Я поворачиваюсь всем телом, чтобы она как следует рассмотрела мое лицо.