Долго так не продлится. Наступит время — и придется решать.

Прошла еще пара месяцев, в течение которых мы тщательно соблюдали правила конспирации, встречаясь редко и ненадолго. Несмотря на все обстоятельства, на пару часов жизнь вокруг нас исчезала. Казалось, мы не в квартире его матери, а там, в приемном покое. Просто кто-то взял и отремонтировал нашу маленькую ординаторскую, пристроил кухню и ванную. Мы продолжали обсуждать Славкины операции, потом говорили о моем отделении, о Шреке с Варей, Костике и Асрян, моих родителях и братьях и немного про Катерину. Иногда вспоминали поездку в Сочи; как будто репортаж с Луны, нам обоим очень хотелось повторения. Время от времени мы молчали; я утыкалась носом в мужскую грудь и чувствовала, как по лицу текут слезы. Славка, как охотничья борзая, тут же напрягался всем телом, стискивал меня жилистыми ручищами в крепкое кольцо.

— Ничего, мать, не плачь… я решу. Я в процессе. Завтра будет другой день, вот увидишь.

Я ничего не спрашивала и не собиралась уточнять; вообще старалась не допускать таких приливов слабости, а еще сильнее пыталась не думать о завтра, поэтому Славкины реплики о будущем оставались без ответа. Жить было возможно только так, только сегодняшним днем.

Пришла весна. Доллар рос, рубль падал, волны недовольства и напряженности накатывали на людей все сильнее и чаще, а мне было все равно. Мои постоянные больные экономили, премий не было, да и зарплата чуть упала. То же самое касалось Сергея, но меня все это совершенно не волновало.

Зато сильно волновали пациенты, особенно вновь привезенная по «Скорой» Иванцова. Почки практически не работали, зрение совсем упало, давление снова шкалило под потолок. Денег у нее практически не было, скидку выклянчить не получилось. В итоге мне пришлось извернуться ужом, чтобы хоть как-то ей помочь; по крайней мере, немного облегчить состояние, обследовать и снова дать направление на диализ. Ее сын сидел у нас с утра до поздней ночи, пока за ним не приходила подруга; Иванцова выписалась через три дня и, конечно, никуда не пошла — не на что и некогда, да и ребенка оставить не с кем; какой уж тут диализ. Процедура хоть и бесплатная, а дай тысячу то там, то тут; и она это прекрасно понимала. Пробить столицу получалось далеко не у всех, слишком многим хотелось захомутать коренного метросексуального хлюпика с отдельной квартирой. А если найдется такой легковерный, то рядом тут же появится толпа проницательных родственников. Однако холодная влажность северной столицы приманивала не только профессиональных охотниц. Как сказал доктор Парджикия — самое ценное у славян — это бабы; много молодых и умных, образованных и пробивных, рассчитывающих только на себя и свои мозги — у таких всегда все получалось. Наконец, последняя категория лимитчиц — это моя Иванцова; нужда заставила приехать в большой город, такой прекрасный и беспрерывно движущийся, манящий бесконечными огнями. Но время идет, иллюзии тают, а вокруг исключительно жестокие сценарии. По какому принципу проходит раздача версий и кто этим занят, ответ пока неизвестен.

В конце мая заскочила Валентина, долго целовала, потом все-таки дала себя посмотреть и назначить кое-какие анализы. Я сунула ей листок с планом ежегодного обследования, заблаговременно сократив дорогое и несущественное. Однако я все равно ошиблась; Валя бегло просмотрела лист назначений и высказалась безо всякого стеснения:

— Леночка, мы не самые бедные пенсионеры в этом городе, но я хочу на той неделе привести к тебе своего полковника, поэтому УЗИ и рентген сделаю бесплатно в поликлинике. Ты не против?

— Конечно, не против. Жду вашего кавалера.

Валентина ускакала совершенно счастливая, а я подумала: а что, если бы я торговала дорогой итальянской обувью или работала в салоне Mercedec-Benz? Если бы лишилась работы? И не ощутила ни страха, ни сомнений. Совершенно все равно. За окном солнце, в душе надежда на что-то неизвестное, но очень хорошее.

Судьба пригрелась на весеннем солнышке, подумала и подарила незаслуженный презент — город Лиссабон, конец июня, конференция по опухолям гипофиза. Эндокринологи и нейрохирурги со всей Европы. Сергей Валентинович бредил родной Барселоной, потому вечером за ужином объявил о решении отправить меня. Парни с отделения пролетели из-за очередной учебы в Москве. Я обрадовалась — целых четыре дня в Португалии, а потом повесила нос. Славка останется в Питере, а муж в Барселоне; мамина квартира будет пустовать.

На следующий день в обед позвонил Сухарев.

— Целая неделя в июне коту под хвост, короче. В Лиссабон поеду. Ничего нового не услышу, сто процентов.

— Вот так вот, Вячеслав Дмитриевич. Не хотите, значит, мне компанию составить в командировке.

— Ты про что?!

— Я вот уже и билеты по почте получила — СПб — Москва — Лиссабон, а потом в обратном порядке.

— Черт, вот это да… блин, Ленка. Вот это да!

Сердце забилось в предвкушении. Ура. Полдня я летала по отделению, с неимоверной скоростью разгребая анализы, жалобы, рентгены и прочую хрень. После обеда эйфория схлынула; поганая рефлексия поразила сознание. Еле дождавшись четырех часов (возможное время окончания славкиных операций), я вывалила на голову доктора Сухарева кучу вопросов — знает ли Костик, и вообще, кто Славку посылает, не те ли люди, что и меня, какими рейсами он летит и в какой гостинице живет? Но и тут фортуна оказалась на нашей стороне — спонсоры поездки разные, Костик не в курсе, летим врозь — великий Сухарев почти на полдня раньше. Живем в одной и той же гостинице; из Питера, кроме нас, никого, будут четыре доктора из Москвы, по парочке из Самары, Новосиба, Краснодара и еще несколько неизвестных городов. Да и то одни нейрохирурги; уж этим товарищам точно все равно — кто, с кем и почему.

Ожидание тянулось ужасно долго, Славку я почти не видела. Доктор Сухарев не отходил от станка, дабы успеть прооперировать всех плановых больных до командировки; в итоге последние три дня перед поездкой он выходил из операционной почти в десять вечера. Я пыталась как-то отвлечься и четко соблюдала свой обычный режим, включая асрянские тусовки. Ирка чувствовала любые перемены, как животное — за неделю до отъезда приперла меня к стенке. Последнее время она возобновила свою привычку вызывать такси сначала девочкам, и только минут через двадцать — мне.

— Что там Сухарев? Ты что-то притихла, не к добру.

— На конференцию едем. Четыре дня, Лиссабон.

— Надеюсь, без всяких утечек информации?

— Без всяких.

— В принципе и не плохо. За четыре дня успеете надоесть друг другу. Кстати, там прекрасная обувь и кожа; лучше, чем в Италии. Мне привезешь перчатки, желательно замша. Что-нибудь темно-вишневое… не купишь — не возвращайся.

Ирка старательно делала вид, что все как надо и ничто не выбивается за рамки установленных по пятничным сходкам жизненных ценностей.

Мы много лет вместе, Асрян. Что-то будет впереди, ведь так?

Я прилетела на несколько часов позже Славки, получила ключ от своего номера и тут же отправилась на другой этаж. Дверь открылась; усталые синяки под глазами и счастливая улыбка.