— Но тут же дети, Лен…

— Да при чем тут дети, не дети… Людям и в сто лет жить хочется. А мне после всего этого хочется прийти вечером домой и как минимум не думать о чужих болячках. Хотя бы до утра.

Женька с Костиной женой отстраненно молчали, а я застыла в боевой стойке и не собиралась виниться. Оксанка раздумывала еще полминуты, потом решила не сдаваться и аппелировать к старейшине:

— Ир, вы же врачи, как же так?..

Ирка даже не собиралась занимать оборонительную позицию.

— Девочки, а вы в курсе, что есть такое понятие, как государство? И вообще, никто не задумывался, почему жизнь ребенка должна зависеть от сердобольности кучки бездельных тетушек? Посмотрю я на тебя, Оксанка, когда доллар будет сто пятьдесят… вот тогда и послушаем. И еще, я, кстати, твою ссылку посмотрела, потратила время. Я тебе как врач скажу: в вашей конторке половина объявлений с детьми, у которых вообще нет никаких перспектив. Ни у нас, ни в Европе. Врожденные заболевания, практически без шансов выжить. Просто поиздеваться над ребенком, отобрать у него последние силы на дорогу, вырвать из дома. Проще говоря, сократить ему жизнь как минимум на пару-тройку месяцев. А потом еще анализы, томографы, трубки во все отверстия. Это что, милосердие, по-твоему? Нет, это фашизм. Зато кто-то потешил свое самолюбие. А к Ленке не приставай, ее врачебное кладбище гораздо меньше, чем личный список вытащенных с того света.

Оксанка не обиделась, но на лице читалось непонимание. Мне захотелось хоть как-то загладить конфликт.

— Оксанка, да не запаривайся, мы ж циники все. Это и называется профессиональная деформация. Конечно, простым людям непонятно, как можно орать на больных в приемном покое, даже если в четыре утра и по-маленькому уже три часа как сильно хочется. А я давно уже ни на кого не ору… так что потеряла квалификацию, одно слово.

Тема оказалась явно не для отдыха; куда лучше про прекрасную Барселону. Мы воспользовались возвращением мужиков и оставили их охранять детский сон; вышли на улицу и завалились в первый же попавшийся бар, где усердно накачались чем-то похожим на глинтвейн, потом пошли дальше, смеялись и были совершенно счастливы. Гуляли, пока не поняли, что заблудились. Пришлось выйти к городскому пляжу и повернуть знакомой дорогой. Я немного отстала от девчонок, шла и разглядывала ночные улицы. Ирка тоже потихоньку откололась от основного состава и присоединилась ко мне; минут пять шли молча. Так иногда бывает, когда двое близких людей чувствуют некоторое временное отдаление. Сложно начать заново.

— Ты нервозная в последнее время, Ленка. Как Принц Чарминг поживает?

— Не видела уже долго. Его Высочество то в Москве, то на учебе.

— Скучаешь?

— Да нет… не очень. А что твой профессор?

— Все ровно, без лишних волнений…

А что, если бы в моей жизни не было Ирки? Вдруг и правда, возьмет и уедет?

— Это хорошо, что ровно. Сережки у тебя просто класс.

— Мыслишь в правильном направлении, Сокольникова.

— Профессор явно щедр, да еще и со вкусом.

— А то.

— А вот у меня совсем не ровно, если честно.

— Даже так?

— Типа того…

— Начинай.

— Сухарева в октябре встретила. Случайно. Он никуда не уехал, там же оперирует, в нашей истребительной. Заведующий теперь.

От неожиданности Ирка на несколько секунд остановилась.

— Черт, Сокольникова… так ты что… Ты его видела, в смысле?..

— Вижу… довольно часто.

— Ты что, встречаешься с ним?!

— Можно и так сказать. Встречаемся.

— Мать твою… А я-то думаю, как будто на Луне, что ли… Какая-то отрешенность непонятная… Думала, может, залетела не от того кого надо случайно, или что-то подобное. Ждала, когда сама расскажешь… мда… я-то надеялась…

— Да все в порядке. Видишь, живая и здоровая.

— Лен, не буду встревать, это бесполезно. Я не первый год тебя знаю, но просто вспомни Женьку. Вспомни, как она своего мента встретила. Как говорится, больно увидеть истинное лицо или его метаморфозы. Прогрессирование симптоматики на фоне социальной и возрастной трансформации, а проще говоря, все говно наружу. Так что я тебя прошу, присмотрись повнимательнее. Тебе уже не двадцать с хвостом, как тогда; у тебя хороший муж, и все прочее, как говорится. Годы не делают характер лучше, особенно человеческие слабости. Есть возможность взглянуть без розовых очков.

— Ирка, это он. Какой был, такой и остался. Все тот же человек, ничего не поменялось. В этом вся проблема.

— Хорошо, допустим. Если хочешь, отложим этот разговор, пока ты все равно не в состоянии серьезно рассуждать.

— Кроме тебя, мне не с кем об этом говорить.

— Тогда вот что — это опасно, давай уже прямо. Это может иметь серьезные последствия. Надеюсь, не в нашей бывшей больничке?

— Нет.

— Какой-то психоз. Только идиот мог не уехать в Германию.

— Да какая разница, где оперировать, Ирка.

— Тогда поехали на Чукотку. Ты участковым терапевтом, а я алкоголиков буду откапывать.

— Алкоголиков я и без тебя могу откапать. Лучше скажи что-нибудь хорошее.

— Да что хорошего тут можно сказать?.. Такой сюрприз, блин… что тут может быть хорошего!.. Боже, Ленка, я же просто за тебя боюсь, это же очевидно… Завидую я тебе, дуре, и жизни твоей дурацкой. Вот и все хорошее. Знаешь, Сокольникова… с точки зрения науки — любовь — вещь во многих отношениях разрушительная и часто бывает просто опасна для человека. Хотя последнее время мне кажется… это как дар, как талант. Если не суждено, так хоть ты тресни.

Несмотря ни на что, Асрян блестящий мозгоправ, вот так вот.

Наконец дошли до дома; мужики и дети спали, что облегчало доступ в ванную. Мы с Иркой легли вдвоем на кухонной тахте. В очереди на помывку оказались последние; открыли бутылку вина, втихаря выпили ее в ванной и еще полчаса вспоминали мои баталии с бывшим мужем и наши приключения на последних курсах института. Легли, накрылись старым пледом и еще целый час не могли угомониться; пихали друг друга пятой точкой и хихикали.

— Ирка, да подвинь уже свою армянскую жопу… черт, я сейчас свалюсь.

— Моя жопа теперь всего на пару сантиметров больше твоей, дорогая. Сама двигайся.

— Может, в сантиметрах и не больше, а в ширину все равно.

— Придушу щас тебя, Сокольникова.

— Попробуй, утром без сережек проснешься.

— А я твою «Фурлу» фломастером разрисую.

Почти до двух часов мы хихикали и продолжали возню, пока Катька из соседней комнаты не взмолилась о тишине.

Остаток отдыха каждый провел, как душе придется. Мы с Иркой шарились по распродажам; Лену Сокольникову беспокоил один-единственный вопрос: купить или не купить Славке какой-нибудь сувенир? Что-нибудь красивое и обязательно барселонское; в конце концов, поняла — не надо никакой Испании. Купила диск с Лондонским Симфоническим, Led Zeppelin, Kashmir — что может быть лучше такого подарка? Так здорово жить рядом и слушать одну и ту же музыку.