Шрифт:
Интервал:
Закладка:
я однозначно плачу налоги по самой высокой ставке. В свое оправдание я могу сказать, что это произошло потому, что довольно долго писал совершенно безобидные сказки, а не, например, потому, что алчность заставила меня вырвать кровоточащее сердце финансовой системы.
Поэтому я в некотором роде раздражен тем, что чуть больше половины написанных мною слов предназначены для министра финансов, который наверняка потратит их на неработающие компьютеры и домики для уток.
Меня очень обрадовали заявления журналистов и прочих мудрецов о том, что «богатые не будут платить пятьдесят процентов подоходного налога, потому что их бухгалтеры найдут способ обойти закон». Когда я сообщил это своему собственному бухгалтеру, старшему партнеру надежной лондонской фирмы, он засмеялся и сказал: «Если вы не хотите очень надолго уехать за границу, связаться с неприятными людьми или инвестировать в рискованные налоговые схемы, то для вас ничего сделать нельзя».
Полагаю, он знает свое дело, а налоговые учреждения знают свое – почему же тогда эта идея повторяется так часто?
Сэр Терри Пратчетт
Солсбери, Уилтшир
P. S. Обращаться в бухгалтерскую компанию с сомнительной репутацией я не собираюсь.
Mail on Sunday, 2 августа 2009 год
Я полностью поддерживаю эвтаназию. Разумеется, некоторые люди против, но они выдвигают неправильные аргументы вроде «Господу это не понравится». Лично я не думаю, что Господа это вообще волнует, но мне нравится думать, что бог разумнее относится к вопросу ненужных страданий. Кто знает…
Мы глупые. За последний век мы сильно преуспели в искусстве жить дольше и оставаться в живых и совсем забыли, как умирать. Слишком часто мы дорого платим за этот урок. Как только беби-бумеры достигнут пенсионного возраста, они заплатят еще дороже. По крайней мере, так я думал до прошлой недели.
Теперь у меня появилась надежда. Надежда на то, что пока болезнь еще не стерла мои мозги, я смогу сделать шаг вперед, не дожидаясь, пока меня толкнут. Я хочу утащить за собой свою злобную Немезиду, как Шерлок Холмс, сцепившийся в схватке с Мориарти над водопадом.
В любом случае, такие мысли вселяют в меня ощущение силы. Враг может победить, но он не восторжествует.
На прошлой неделе опрос показал, что более трех четвертей британцев поддерживают эвтаназию для безнадежно больных.
В четверг лорды-судьи вынесли судьбоносное решение по делу страдающей рассеянным склерозом Дебби Перди, которая опасалась, что ее муж подвергнется судебному преследованию, если будет сопровождать ее в другую страну для эвтаназии.
Она хотела, чтобы закон об эвтаназии был пересмотрен, и лорды-судьи приказали генеральному прокурору написать разъяснение – какие поступки подлежат наказанию, а какие нет.
Кажется, заговорили беби-бумеры. Некоторые из них явно надеются умереть, не успев состариться – по крайней мере, состариться слишком сильно. Они явно видели, что случилось с их родителями и бабушками, и им это не понравилось. Каждый день я вспоминаю смерть своего отца. Сиделки были очень добры, но всё же в этом было что-то несправедливое и неправильное.
Результаты опроса появились почти одновременно с заявлением Королевского колледжа медицинских сестер. Колледж отказался от порицания эвтаназии. Есть и другие знаки – врачи как минимум готовы вернуться к обсуждению этого вопроса.
Ненавижу термин «самоубийство при помощи врача». Когда я был журналистом, я видел результаты двух самоубийств и присутствовал при множестве коронерских расследований. Меня шокировало разнообразие способов, которыми отчаявшиеся люди сводят счеты с жизнью.
Самоубийство – это ужас, позор, отчаяние и горе. Это безумие.
Те храбрецы, которые отправляются за границу, чтобы умереть там, кажутся мне образцом здравомыслия. Они прекрасно осознают собственное будущее и не хотят принимать в нем участие.
Меня шокирует даже не то, что невиновные люди могут быть повершены как убийцы, хотя они всего лишь совершили акт милосердия. Меня удивляет, что людям приходится уезжать куда-то, чтобы умереть. Помощь должна быть доступна им прямо здесь.
Вовсе не обязательно изучать историю общества или вращаться в медицинских кругах, чтобы понять, что довольно долго врачи обязаны были помогать своим пациентам умирать.
Викторианцы умирали у себя дома. При необходимости – с помощью врача.
В те времена не было никакого наркоконтроля и контроля за оборотом оружия. Лауданум и опиаты были широко распространены, любой мог ими воспользоваться. Тот же Шерлок Холмс, например.
Будучи молодым журналистом, я однажды в ужасе выслушал историю девяностолетней бывшей медсестры, которая помогла умирающему раковому больному отправиться в Великое Ничто, воспользовавшись подушкой. Учитывая отсутствие хороших лекарств, истерику жены больного и ужасные муки, которые он испытывал, смерть стала для них милосердным другом. Сама жизнь сошла с ума и убивала его.
– Мы называли это «отправить на небеса», – сказала она мне.
Несколько десятилетий спустя я рассказал об этом другой, молодой медсестре. Она взглянула на меня без выражения и сказала:
– А мы говорим «указать путь».
И быстро ушла, зная, что наговорила лишнего.
Мне говорят, что врачи не хотят беспокоить пациентов. Зачем им знать, что теоретически терапевт способен их убить. Правда?
Я подозреваю, что даже мой стоматолог на это вполне способен. Это меня вообще не беспокоит. Зато я уверен, что, как и многие другие, буду счастлив, если медики помогут мне сделать последний шаг.
Я оставил на этот счет письменные распоряжения. Да и эта статья в «Мейл он сандей» наверняка послужит доказательством моей решимости. Я не пишу законов, но вы не представляете, как я хочу, чтобы ко мне прислушались те, кто их пишет.
За последние несколько лет я повстречал чудесных людей, призвание которых – заботиться о больных. У меня нет причин в этом сомневаться. Но неужели им сложно понять, что некоторые люди не хотят, чтобы о них заботились?
Многие люди верят, что доктора и медсестры, по крайней мере в больнице, могут «помочь» безнадежному пациенту.
Я очень надеюсь, что это правда, но, по-моему, пора разогнать туман вокруг этого вопроса. Пора принять идею того, что безнадежно больной человек имеет право сам выбрать время и даже место своей смерти.
Я пишу эти строки как человек, прославившийся, к сожалению, благодаря болезни Альцгеймера. Хотя стремление прославиться – настоящий бич наших дней, без этой славы я бы с легкостью обошелся.
Я знаю достаточно, чтобы понимать, что не доживу до изобретения лекарства. Я знаю, что последние стадии моей болезни очень неприятны. Эта болезнь пугает людей старше шестидесяти пяти сильнее всего.