Позади нас возле складской стены стояло существонеопределенного пола и возраста в грязной куртке из искусственного меха ивязаной шерстяной шапочке, натянутой на сальные волосы.

– Женщины, проявите снисхождение, дайте на опохмел бывшемупередовику производства! – прошамкал бомж, приоткрыв рот, из котороготорчал единственный гнилой зуб.

– Дядя, видишь – не до тебя! – отмахнулась от негоНадежда. – Самим помощь требуется!

– Да мне бы совсем чуток… – протянул бомж. – Самуюмалость! Душа горит, сил нет!

– Ну ладно, дядя, держи! – Надежда протянула ему две смятыедесятки. – Только вали отсюда, а то, видишь, менты понаехали, тебе тожеможет ненароком попасть… под горячую-то руку…

– Менты-то? – усмехнулся бомж, подхватив деньги грязнойскрюченной лапой. – Да разве ж я их боюсь? Я от них завсегда смоюсь! А вамчто, женщины, от ментов сбечь надо?

– Иди, иди, дядя! – отмахнулась Надежда. – Получилсвое и не мешай… нам и без тебя неприятностей хватает! Вон они, голубчики!Сейчас начнется!

Действительно, дверцы милицейской машины распахнулись, и изнее неторопливо выбрались трое коренастых мужчин в форме.

– Дак вы за мной идите, – прошамкал бомж.

С этими словами он развернулся и довольно шустро засеменилвдоль складской стены.

Надежда с интересом следила за ним.

Дойдя почти до конца проулка, бомж оглянулся и отодвинул всторону валявшуюся на земле картонную коробку. Под ней оказался приоткрытыйлюк. Бомж неожиданно легко поднял его крышку и прошамкал:

– Ну что, женщины, пойдете или будете ментов дожидаться?

Надежде не понадобилось повторять дважды: она вскочила ибросилась вслед за бомжем, сделав мне призывный жест. Я оглянулась на ментов ипомчалась следом.

Бомж, как настоящий джентльмен, пропустил нас вперед,спустился следом, осторожно прикрыл люк и напоследок, высунув в щель руку,подтянул на прежнее место коробку, которая маскировала путь нашего отхода.

Мы спускались по металлическим ступенькам в темноту инеизвестность. Бомж полз следом, непрерывно бормоча:

– И чего сегодня все как одна на этот склад тащутся? Спервата девонька, теперь вот вы… Я ведь ей говорил – не ходи туда, дочка, тамнехорошо! Там эти… привидения шастают! А только она разве меня послушала?Вообще она некультурная какая-то, на опохмел бывшему передовику пожалела… Вотвы, женщины, – другое дело, вы ко мне с пониманием подошли…

– А куда мы спускаемся? – поинтересовалась Надежда,приостановившись, чтобы перевести дыхание. При этом она озабоченно принюхалась.

– Дак в эту… в самую канализацию! – сообщил бомжжизнерадостным тоном.

– То-то я чувствую, запашок специфический!

– Самый что ни на есть натуральный! Коли обвыкнешься, таконо даже ничего! Я вот, например, обвыкся, дак и вовсе его не замечаю. А воткогда химией какой несет, горелой резиной, к примеру, или, извиняюсь, духами –вот это я плохо переношу!

– Надо же, какой трепетный! – хмыкнула Надежда. –Тонкое, ранимое создание!

– Это точно, – согласился бомж, – создание у менясильно ранимое. Меня в девяносто шестом году Валька-Хмырь горлышком от бутылкипоранил, так что с тех пор мое создание как есть ранимое. Главное дело, я жесам эту бутылку купил, вино марки «Лизабелла», его угостил – и он же меня тойбутылкой поранил! Отечественная медицина героически боролась за мою жизнь влице доктора Левинсона из больницы номер двадцать пять и вырвала меня из рукэтой… как ее… смерти. Хотя доктор Левинсон и сомневался. Но мой организмоказался на редкость крепким. Как у бывшего передовика. А насчет того, что тебетут фуняет, так ты не беспокойся, когда малость обвыкнешься, перестанешьзамечать…

– Да я как-то не собираюсь тут «обвыкаться», –отозвалась Надежда. – Нам тут делать нечего, нам бы вот с девушкой теперьнаружу выбраться где-нибудь в безопасном месте…

– Насчет безопасного места – это я тебе навряд ли помогу,самое безопасное место как раз тут и имеется, под землей. А там, в городе-то,там только держись, там такой народ – так и норовят убить или поранить, как, кпримеру, Валька-Хмырь в девяносто шестом году, а то и вовсе ограбить… А ты, кпримеру, могла бы у меня остаться. Ты, как я погляжу, женщина самостоятельная,из себя видная. А я тоже не всякий-разный. У меня здеся жилплощадь, почитай,неограниченная – это раз, тепло круглый год – это во-вторых, и, с третьейстороны, постоянный стабильный заработок в лице бутылок и прочего вторсырья…

– А что же ты тогда на опохмел у прохожих клянчишь? –перебила его Надежда.

– Так что ж не клянчить, когда дают? – Бомж развелруками. – Это ж у меня этот… бизнес такой! У меня бизнес психо…психологический, я коли вижу, что человек с понятиями, так попрошу, а коливидать, что жлоб, то и не обращаюсь. Хотя тоже ошибки бывают. Вот обратилсядавеча к той девушке симпатичной, а она меня послала, хотя я и передовикбывшего производства… Так какой же будет твой положительный ответ на моепредложение?

– Да… – протянула Надежда. – Честно сказать, выменя огорошили… несколько неожиданное предложение. Можно мне его обдумать?Вопрос серьезный, сами понимаете…

– Что ж, думай! – милостиво согласился бомж. –Только ты того… не слишком с этим делом затягивай. У меня, понимаешь, тоже своипланы имеются!

– Ну надо же, – Надежда повернулась ко мне,улыбаясь, – можешь представить, это уже второе предложение руки и сердцаза последнюю неделю!

За таким увлекательным разговором мы прошли не меньшекилометра по темному и грязному тоннелю. Бомж, как видно, знал его как своипять пальцев и вел нас к какой-то вполне определенной цели.

Наконец он замедлил шаги и проговорил:

– Вот она, квартирка моя отдельная! На данный моменттрехкомнатная, но в случае увеличения семьи вполне можно расширить, все, какговорится, в наших силах…

Он чиркнул спичкой и зажег висящую на стене тоннелякеросиновую лампу. При ее неровном чадящем свете мы увидели три составленныерядком огромные картонные коробки, по-видимому, из-под телевизоров.

– Вот это – спальня, – горделиво указал бомж на одну изкоробок, дно которой было застелено обрезками поролона, поверх которых валялосьсложенное вдвое ватное одеяло.

– А вот это – столовая, – продолжил хозяин «квартиры»экскурсию, показав на вторую коробку, где валялось несколько упаковок вермишелибыстрого приготовления, называемых в народе «бомж-пакетами», и еще какие-топодозрительные продукты питания.

– А вот это – мой кабинет! – Он с гордостьюпродемонстрировал третью коробку, в которой валялась груда потрепанныхглянцевых журналов и стопка рекламных листовок. – Бывает, долгими зимнимивечерами сижу в своем кабинете, журнальчики почитываю… – сообщил онмечтательно.