– Что им нужно, Гарри? – спросил он.

Пэлфрей потер лицо, будто в глаза попало мыло, и обмакнул губы в стакан.

– «Пиявка», – ответил он.

Крейсерская яхта «Железный паша», принадлежащая господину Ричарду Роуперу, показалась из-за восточной оконечности Хантер-Айленда ровно в шесть часов. Она летела как стрела по ровной глади моря, четко вырисовываясь на фоне безоблачного неба и быстро увеличиваясь по мере приближения к Дип-Бэй. Все было готово к приходу яхты: зарезервирован причал во внешней гавани, большой круглый стол в прибрежном ресторане вынесен на веранду и накрыт на шестнадцать персон. Ужин ожидался в восемь тридцать, все тонкости меню были давно согласованы. Блюда из морской рыбы для взрослых, жареный цыпленок и чипсы для детей. «И учтите, шеф будет взбешен, если не хватит льда». После ужина предполагались крабьи бега.

В межсезонье на Карибском море не слишком много больших яхт, только торговые корабли из Нассау и Майами, однако Мама Лоу вряд ли встретил бы их тепло на Хантер-Айленде. Он любил роскошных яхтсменов и презирал толпу.

* * *

Джонатан ожидал прибытия «Паши» целую неделю. Но когда увидел яхту, на секунду-другую почувствовал себя в ловушке. Захотелось скрыться в единственном находящемся на острове городке или сбежать на жалком суденышке Мама Лоу, стоявшем на якоре в каких-нибудь двадцати ярдах от места, где находился Джонатан.

«Паша» уже заходила в гавань. Джонатану были хорошо видны ее мощные двухсотсильные дизели, раздвижная палуба для вертолета, громадные стабилизаторы и установка для гидропланов на корме. «Да, – подумал он, – красотка – настоящая леди».

Джонатан был подготовлен к этому заранее, но все равно нервничал. До последнего момента все время представлял, как будет приближаться к Роуперу. Теперь же Роупер приближался к нему.

Сперва его чуть не вывернуло, но уже через минуту жутко хотелось есть. Потом он услышал пронзительный крик Мама Лоу, требующего немедленно к себе этого белого канадского осла, и ему полегчало. Джонатан помчался назад по деревянному пирсу и дальше по песчаной дорожке к хижине.

Жизнь на море благотворно подействовала на него: походка стала раскованней, глаза смягчились, лицо дышало свежестью и здоровьем. Пока он шел, солнце набухло перед закатом, образовав вокруг себя медный венчик.

Два сына Мама Лоу выкатывали на террасу знаменитую круглую столешницу. Их звали Веллингтон и Нельсон, но Мама Лоу называл их Силачом и Мокрым Глазом. Силачу было лет шестнадцать и он весь утопал в складках жира. Его хотели было отдать учиться в Нассау, но тот воспротивился и не поехал. Мокрый Глаз был худ, как доска, курил гашиш и ненавидел белых. Уже добрых полчаса эти двое, хихикая, возились со столом, но почти безрезультатно.

– Тут, на Багамах, человек совсем дуреет, – произнес Силач, когда Джонатан проходил мимо.

– Это ты сказал, Силач, а не я.

Мокрый Глаз мрачно наблюдал за ним. Джонатан лениво помахал ему рукой, еще некоторое время спиной ощущая напряженный взгляд. «Если меня найдут в одно прекрасное утро мертвым, в глотке у меня будет торчать резак Мокрого Глаза», – подумал он. Потом Джонатан вспомнил, что не собирается слишком долго встречать утра на Хантер-Айленде, живой или мертвый. И стал представлять, какое положение занимает теперь яхта. Должно быть, готовится развернуться. Ей требовалась большая акватория.

– Масса Ламон, вы самое большое и самое неповоротливое дерьмо, которое я, несчастный негр, когда-либо видел. Вы вовсе не болеете, вы лентяй, мать вашу так, и я обязательно скажу об этом Билли Борну.

Мама Лоу сидел на веранде рядом с высокой и красивой черной девушкой в пластмассовых бигуди, которую называли мисс Амелия. Он орал, в промежутках отхлебывая пиво прямо из банки. В Мама Лоу было «двадцать два стоуна роста, – как он сам любил о себе говорить, – четыре фута в ширину и сверкающая лысина». Мама Лоу поставил на место вице-президента Соединенных Штатов, у Мама Лоу повсюду дети, вплоть до Тринидада и Тобаго, у Мама Лоу – поместье во Флориде. На громадной шее он носил ожерелье из золотых черепов, а с заходом солнца надевал парадную соломенную шляпу с бумажными розами и вышитой красной нитью надписью «Мама» на тулье.

– Вы приготовите им устрицы, масса Ламон? – завопил он так громко, будто Джонатан находился на пристани. – Или вы наврали? Белые всегда врут.

– Раз устрицы заказаны, Мама, значит, вы их получите, – весело отвечал Джонатан.

Мисс Амелия осторожно трогала длинными руками бигуди.

– И где вы их, на хрен, возьмете? Вы подумали? Черта с два вы подумали! Дерьмо собачье!

– Мама, вы же купили с утра корзину прекрасных устриц у господина Гамса. И пятнадцать раков специально для «Паши».

– Я купил? У Гамса? Черт, может, и так. Ну иди, иди работай, слышишь? Сегодня к нам важные господа приезжают, английские лорды и леди приезжают, маленькие белые принцы и принцессы приезжают. Мы будем играть для них настоящую негритянскую музыку, мы им покажем настоящую негритянскую жизнь. – Мама Лоу опять отхлебнул пива из банки. – Силач, ты кончишь когда-нибудь возиться с чертовым столом?

Примерно так, с незначительными вариациями, обращался к окружающим Мама Лоу, после того как полбутылки рома и ласки мисс Амелии возвращали ему к концу утомительного дня в Элизиуме чувство юмора.

Джонатан зашел в умывальню за кухней и переоделся в белое. Как всегда при этом, он вспомнил Ивонну. Сейчас она была предметом мучительных угрызений, вытеснив даже Софи. Нервозность обрела силу неудовлетворенного сексуального желания.

Руки все еще дрожали, когда Джонатан принялся нарезать бекон.

На кухне, как на корабле, не было ни пятнышка. Нарядно блестели стальные кухонные принадлежности и стальная посудомоечная машина. То и дело поглядывая в решетчатое окошко, Джонатан смотрел на яхту «Железный паша» с ее радарами и поисковыми прожекторами. Он смог рассмотреть полощущийся на ветру английский торговый флаг на корме и золотые шторы в капитанской каюте.

«Все, кого ты обожаешь, – сказал по телефону Берр, – находятся на борту».

Из приемника неслись звуки духовной музыки, и Мелани Роуз подпевала, чистя над раковиной картошку. Мелани преподавала в воскресной школе, у нее были две дочки-близняшки от некоего Сесила, имя которого следовало произносить как Сисилл. Три месяца назад он взял билет туда-обратно до Эльютеры, но до сих пор не воспользовался его второй половиной. Сисилл, как думала Мелани Роуз, мог вернуться в любую минуту. И она жила в радостном ожидании.

Со временем, однако, место второго повара у Мама Лоу занял Джонатан, а Мелани Роуз стала утешаться по субботам с О’Тулом, работающим у рыбного стола. Сегодня была пятница, и они уже начинали делать шаги к сближению.

– Ты собираешься потанцевать завтра, Мелани Роуз? – спрашивал О’Тул.

– Не имею привычки танцевать в одиночку, О’Тул, – отвечала Мелани Роуз, вызывающе фыркая.