Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не исключено, что я застану кондитера за работой. Надеюсь, он проявит ко мне сострадание.
Фанни оживилась.
– Сахар у нас есть. Нам еще понадобится пинта молока, и, если можно, немного безе?
Хью улыбнулся.
– Попробую раздобыть все, что вам нужно для приготовления горячего шоколада, мисс.
Она улыбнулась ему в ответ и поблагодарила.
Окинув ее взглядом, Хью со вздохом сожаления добавил:
– Боюсь, что до утра не смогу найти для вас подходящий наряд.
Рейф бросил на пол несколько шиллингов и, просунув их ногой под дверь, повернулся к Фанни лицом и, вальяжно прислонившись к двери и скрестив на груди руки, спросил:
– Тебе нравится этот тип?
Фанни сосредоточенно завязывала тесьму на панталонах. Надев рубашку, она подняла глаза на Рейфа и спокойно ответила:
– Ты несправедлив к нему, Рейф. Мне он кажется любезным и милым.
– Насколько любезным и насколько милым?
– Любезнее тебя, во всяком случае. – Фанни подняла с пола несчастное летнее платье – грязное и с надорванным подолом.
Рейф устремил хмурый взгляд под ноги.
– Как только утром откроются магазины, я куплю тебе все новое – от белья и чулок до дорожного костюма.
Фанни надела нижнюю юбку и натянула безнадежно испорченное платье.
– Хью знает все о нас с тобой, – сообщила она.
Рейф вопросительно приподнял бровь.
– Откуда?
– Я ему рассказала.
Рейф закатил глаза.
– Неудивительно, что он тебя обхаживает.
– Я спросила у него, возможно ли, чтобы мужчина заявлял о своей любви к женщине и при этом изменял ей с другой.
– Да, если мужчина этот блуждает в потемках, преданный соперником, которого считал другом. – Слова эти сами слетели с языка, и Рейф тут же пожалел о сказанном, но, увы, слово не воробей.
– Хью сказал, что мужчина может любить женщину всем сердцем, и при этом… – Фанни вдруг замолчала и медленно повернулась к Рейфу лицом.
Он спокойно встретил ее взгляд.
– Ты не ослышалась, Фанни. – Рейф чувствовал, что задыхается. Большие, влажные глаза Фанни расширились еще больше. Она была потрясена и растеряна. Но разве он ждал иной реакции?
Она готова была произнести имя, что вертелось у нее на языке, но передумала и лишь спросила:
– Кто тебя предал?
Рейф с осторожностью подбирал слова:
– Меня предал Найджел. – Ну вот. Наконец, он произнес это имя вслух. – Сообща с Клер. Вначале я не позволял себе в это поверить. – Грудь жгло.
Фанни вслепую нащупала край ванны. Ей надо было схватиться за что-нибудь, чтобы не упасть.
– Как? Зачем? – Взгляд ее метался, словно в поисках ответа.
– Я так и не узнал, зачем они так поступили: то ли заигрались, то ли совершили осознанную подлость.
– Найджел всегда был злопамятным, а тебе он временами сильно завидовал, – медленно проговорила Фанни. – Но ты всегда был выше этого, Рейф. Но, ответь мне, неужели одного удара по самолюбию хватило, чтобы бросить тебя в объятия другой женщины?
На языке у Рейфа вертелись слова, о которых он знал, что пожалеет, и потому заставил себя сдержаться. Столько раз ему хотелось признаться ей о том, что приревновал ее, признаться в своем позоре. Но ведь сам себя он так и не простил, так с какой стати Фанни должна отпускать ему грехи? То, что представлялось Фанни почти что «невинной шуткой», он и тогда, и сейчас считал подлостью. Впрочем, убеждать Фанни в своей правоте он не видел смысла. В конце концов, она права: одного удара по самолюбию хватило, чтобы он упал в объятия первой же попавшейся деревенской девчонки, состроившей ему глазки.
Фанни слепо уставилась на пустые полки буфетной.
– Я бы хотела побыть одна.
Рейф шагнул к ней.
– Ты не хочешь, чтобы я помог тебе застегнуть платье?
Она повернула голову, окинув его взглядом, полным слез.
– Пожалуйста, уйди, – попросила она, и Рейф молча повиновался.
Налив воды в чайник, Рейф поставил его греться на плиту. Сев за стол, он закрыл лицо руками.
Он слышал доносившиеся из кладовки сдавленные рыдания Фанни. И какое-то время заставлял себя слушать, как она плачет. Когда это стало выше его сил, он распахнул дверь в буфетную и сгреб Фанни в объятия.
– Отпусти меня, – обливаясь слезами, пробурчала Фанни.
– Плачь, Фанни, тебе нужно выплакаться. – Фанни обхватила его руками за шею, и Рейф прижал ее теснее. – Только позволь мне быть рядом.
Слезы, упорно сдерживаемые все эти долгие пять лет, прорвали плотину. Ей казалось, этот поток не остановится никогда. Мало-помалу судорожные всхлипы стихли. Фанни зашмыгала носом. Впервые в жизни она не находила слов.
Последние несколько дней, таких опасных и трудных, Рейф был все время рядом. Он заполнил собой зияющую пустоту в ее душе. Пожалуй, именно благодаря его присутствию она смогла, наконец, позволить себе выплакать свою боль. Боль по отцу. Боль по себе.
Боль по Рейфу.
Сейчас в ней, как никогда, была крепка решимость вернуться домой, но не в Эдинбург, а в Локри, в поместье Квинсферри. Она поднимет мост над древним рвом и запрется в замке. И пусть эти бандиты, маскирующиеся под денди, попробуют выкурить ее оттуда!
В двери, ведущей на кухню, провернулся ключ. Рейф полез в карман за револьвером.
– Не стреляйте. Я принес еду и пиво, и еще шоколад для нашей прелестной гостьи.
Хью выложил еду из корзины на стол. Фанни заколола волосы, а Рейф застегнул то, что осталось от ее платья. После холодного компресса для глаз она выглядела значительно лучше, о чем не преминул сообщить Хью. Он церемонно отодвинул для нее табурет:
– Присаживайтесь, мадемуазель.
Все трое ужасно проголодались. Мужчины налегли на мясо, запивая его пивом. Фанни, несмотря на опасения, что ее может стошнить – живот сводило судорогами, – тоже поела, и, к счастью, конфуза не случилось. Наоборот, сытный ужин оказал на нее самое благотворное воздействие.
– Похоже, вы так и не пришли к согласию, – констатировал Хью, откинувшись на спинку стула.
Рейф смотрел на него исподлобья.
Хью зла на Рейфа не держал.
– Да брось, – с ухмылкой сказал он, – представь, что я доктор, и доверься мне. Я излечу любовный недуг.
Рейф вскочил, стиснув кулаки, да так стремительно, что опрокинул табурет.
Фанни, не веря своим глазам, покачала головой.