– Что ж, вы по-своему правы, – улыбнулся Джефф, но затем лицо его посерьезнело. – Будьте осторожны, Кэт. Вокруг полно ненормальных.

– Знаю, – сказала она и, положив конверты назад в сумочку, защелкнула замок, тем самым давая понять, что тема закрыта и она снова начальница. – Что там с похоронами Шанталь?

– В пятницу, в два часа дня. Ты, наверно, уже в курсе, что утром звонил Рон Трюитт. Хотел услышать ваше официальное заявление.

– Надеюсь, ты послал его туда, куда нужно.

– Не в таких словах, но общий смысл был примерно таков. Я сказал ему, что вы были и будете недоступны для любых комментариев.

– Спасибо. Хорошо, что ты его послал. Я за себя не ручаюсь. Он сущий шакал и всегда тут как тут, стоит ему учуять запах крови. Кстати, закажи от нашего телеканала венок и отправь его в похоронное бюро, – сказала Кэт, не желая больше говорить о хищнике-репортере. – Хочу также послать что-то от себя, но это я могу сделать и сама.

Джефф ушел, получив перед этим инструкции проконсультироваться с Шерри и поднажать с графиком съемок. Вчерашние сомнения относительно жизнеспособности передачи «Дети Кэт» испарились сами собой. Да, они потеряли Шанталь, но ведь сколько еще никому не нужных детей нуждаются в нормальных семьях.

Какие бы препоны ни стояли на ее пути – бюрократия, ехидные комментарии прессы, собственные сомнения, – она не намерена отступать. Ее проект гораздо важнее ее самой. Алекс помог ей взглянуть на все другими глазами. В масштабах всего начинания, ее личные неудачи мало что значат.

Незадолго до обеденного перерыва Джефф вернулся в кабинет с запиской.

– Звонил ваш любимчик писатель.

Сердце Кэт сделало в груди пируэт, а сама она потянулась к телефону.

– По какой линии?

– К сожалению, он положил трубку. Велел передать, что спешит и может лишь оставить сообщение.

С видом гонца, принесшего капризной королеве дурные известия, Джефф протянул ей записку.

– Он звонил из аэропорта. Сказал, что уже объявили посадку на его рейс.

– Рейс? – Ее настроение тотчас сдулось, как проколотый воздушный шарик. – Он куда-то собрался? Куда именно? И надолго?

Все это говорилось в записке, но Джефф доложил также устно.

– Он сказал лишь, что ему нужно отлучиться на несколько дней. Он позвонит, как только вернется.

– И все?

Джефф кивнул.

Кэт попыталась сохранить спокойное лицо, а также голос, что стоило ей неимоверных усилий.

– Спасибо, Джефф.

Ее помощник, пятясь, вышел вон и закрыл за собой дверь.

Кэт аккуратно сложила записку и пристально посмотрела на квадратик линованной бумаги, как будто тот мог открыть ей какой-то новый секрет. Увы. Она была готова расплакаться. Ведь как она надеялась, что сегодня они поужинают вместе! Даже не верится, что она ушла от него всего несколько часов назад. Всего несколько часов, а ее снова тянуло к нему.

Она даже разозлилась на себя за эту свою слабость. Ведь сам он вряд ли тоскует по ней. Она сидела, погруженная в печаль, словно старшеклассница, которой не нашлось кавалера для школьного бала. Он сбежал от нее. Улетел, в буквальном смысле слова.

Вскоре ее уныние сменилось любопытством. С чего это вдруг он в спешном порядке уехал из города? По делам или чтобы развлечься? Какие такие срочные дела вынудили его сбежать, даже не попрощавшись с ней?

Алекс не слишком любил Нью-Йорк, хотя и восхищался им. Все в этом городе было с большой буквы – будь то отчаяние, грязь, нищета, богатство и роскошь. Его реакция на этот город всегда была обостренной. Никаких полутонов. В одном и том же квартале можно было увидеть и то, что приводило в восторг, и то, что вызывало гадливость.

Он и его агент ужинали в небольшом семейном ресторанчике в Вест-Сайде. Раньше, даже в третий свой приезд в Большое Яблоко, он, общаясь с Арнольдом Виллеллой, избегал безумно дорогих ужинов в таких заведениях, как «Четыре сезона» или «Le Cirque».

– Если я не могу выговорить название блюда или не знаю, из чего оно сделано, я к нему даже не притронусь, – заявил он как-то раз своему агенту. Виллелла назвал его лицемером, однако позволил Алексу выбрать место ужина.

Иногда они устраивали себе небольшие праздники. Так, например, Алекс позволил Виллелле купить ему гамбургер в прославленном ресторане «21» на 52-й улице. Однако вскоре любимым его заведением стало кафе Освальда, которым заправлял сам хозяин, румяный иммигрант-венгр. Здесь подавали огромные сэндвичи с нежнейшей жареной говядиной, к которой полагалась темная горчица, такая острая, что из глаз были готовы брызнуть слезы.

Вот и сегодня, пока Виллелла неспешно поглощал гуляш, Алекс с аппетитом умял один такой сэндвич.

– Смотрю, ты проголодался, – заметил агент. – Или тебя не покормили в самолете?

– Честное слово, не помню.

Он действительно не запомнил ни короткий перелет из Сан-Антонио в Даллас, ни второй – до Нью-Йорка, ни поездку в такси по Манхэттену, – вообще все, что произошло после вчерашнего вечера. Его сознание наполнял лишь жаркий, нежный, отчаянный, медленный, непристойный, безумный, ни с чем не сравнимый секс.

Он отодвинул в сторону тарелку и, когда к столику подошел официант, заказал кофе. Он выпил почти половину чашки, когда до него дошло, что за последние пять минут они с агентом не обменялись ни словом.

Виллелла терпеливо ждал, храня молчание. Имея дело с издателями, он превращался в хищную барракуду. Но с писателями, чьи интересы он представлял, он был воспитателем, наставником, исповедником – в зависимости от того, что требовалось клиенту.

Арнольд Виллелла согласился представлять Алекса еще до того, как тот опубликовал хотя бы одну строчку. Большинство агентов, к которым он обратился, вернули рукопись, даже не читая, сославшись на то, что они-де не работают с начинающими авторами. Это был замкнутый круг: как опубликоваться, не имея агента? Как обзавестись агентом, если ты еще ничего не опубликовал?

Но вот однажды утром, во время грозы, Виллелла позвонил ему в Хьюстон. Алекс, как назло, страдал от похмелья. Виллелла был вынужден по десять раз повторять одно и то же, прежде чем его слова доходили до Алекса сквозь громыхание грозы за окном и в его собственной голове.

– Мне кажется, у вас есть талант. Нет, все это еще очень сыро, однако чувствуется уникальный стиль. Если вы не против, я готов представлять ваши интересы.

Алекс, не раздумывая, вылетел в Нью-Йорк, чтобы лично встретиться с единственным человеком на всей планете, узревшим в нем талант. Виллелла засыпал его вопросами. Свое собственное мнение он высказывал в лоб, без обиняков. Зато без злорадства.

Когда же выяснилось, что у Алекса проблемы со спиртным, Виллелла не стал наставлять его уму-разуму, сказав лишь, что ему довольно часто приходилось иметь дело с талантливыми писателями, многие из которых были алкоголиками.