– Вот, пожалуйста, свежий номер английской газеты, полюбуйтесь на нашего героя. – С этими словами Киселёв открыл разворот, и я увидел себя, жадно высасывающего прямо из бутылки Classic English Pale Al. Грёбаные папарацци! – Что, Мальцев, не терпелось? Тут ещё ваши похождения в каком-то пабе описываются, в результате чего, как пишет автор, появилось похмелье и желание выпить прямо на людях. И после этого, вы думаете, мы спустим всё на тормозах? Да вас… да вас в прежние годы к стенке поставили бы!

– Свободу Анджеле Дэвис! – вырвалось у меня против моей воли.

– Чего?

– Я говорю, больше такого не повторится.

– Ах, не повторится… Здесь, Мальцев, не детский сад, чтобы верить на слово. И то, поздно уже, опорочил звание советского футболиста. Вы коммунист? Ещё комсомолец? Кто у нас комсорг команды? Попрошу рассмотреть поведение футболиста Мальцева и решить вопрос с его пребыванием в рядах Ленинского комсомола. А Николай Петрович, я уверен, ещё подумает, нужен ли нашей сборной такой, с позволения сказать, футболист. Я закончил, продолжайте, товарищ Морозов.

В общем, всё собрание я просидел с пылающими ушами, желая только одного – быстрее бы всё это закончилось. Как назло, Петрович, обычно не располагающий к долгим выступлениям и накачкам, не иначе опасаясь «смотрящего» из Минспорта, минут тридцать парил нам мозги, как важно не уронить честь советского футбола, что мы лучшие футболисты страны, какая ответственность возложена на нас…

Хоть бы пару фраз о тактических схемах сказал. Зато в финале своего выступления уже порядком осипшим голосом добавил:

– Что касается Мальцева… Мы перед собранием посоветовались, – быстрый взгляд на Киселёва, – и решили, что отчислять нарушителя режима нецелесообразно, замену ему мы уже всё равно не найдём, окончательная заявка команды подана в оргкомитет чемпионата мира. Пока Мальцев побудет в числе запасных и, вполне может быть, вообще не появится на поле. Приоритет мы отдаём игрокам, которые режим не нарушают.

Тут я вспомнил вычитанные в газетах и Интернете истории, как «не нарушали» режим эти самые игроки. Как они вчёрную упились в гостиничном баре после проигранного матча за третье место португальцам, да и между играми успевали пропустить по стаканчику-другому крепкого напитка. Я уж не говорю о курильщиках, самым злостным из которых был многоуважаемый мной Лев Иваныч – он вообще дымил в открытую и плевать хотел на всех и вся. Но видно, перед куратором пришлось устроить показушную «порку» молодому футболисту, и я Петровича не осуждал, на его месте так поступил бы каждый тренер.

– И я попрошу, – добавил с места Киселёв, – провести комсомольское собрание, на котором нужно поставить вопрос об отчислении Мальцева из рядов ВЛКСМ.

Вот сука, он что, не в курсе, что я как бы внебрачный сын Шелепина?! Или эта фишка уже не прокатывает? Жалко, а то я уже и сам начал было верить в собственную неуязвимость.

– Кстати, отныне и до окончания нашего выступления на чемпионате мира – никакого общения с западной прессой, – заключил Киселёв. – Английские газетчики уже проявили себя во всей красе, и мы сделали соответствующие выводы…

– Егор, ты в голову особо не бери, – принялся утешать меня Яшин, когда мы выходили из зала, где проходило собрание. – Может, ещё и не отчислят из комсомола. Им просто нужно устроить показуху, ты ж сам понимаешь.

Я-то понимал, только мне от этого не легче. Да бог с ним, с комсомолом, потом можно восстановиться, учитывая мои заслуги на ниве создания тех же патриотических песен. Куда больше меня волновал факт, что я могу на этом чемпионате мира вообще не появиться на поле. Для меня это станет настоящей катастрофой. Хватит ли после этого моральных сил ждать ещё четыре года? Да и не факт, что хватит и физических, всё-таки футбол – достаточно травмоопасный вид спорта, в чём мне уже пришлось убедиться на собственном опыте.

На пути к тренировочному полю ещё несколько ребят пытались меня утешить, а перед ужином было устроено собрание команды, уже без тренеров, которое проводил наш капитан Альберт Шестернёв. Рядом с ним за столом сидел комсорг сборной Алексей Корнеев, за всё время выступления Шестернёва, как показалось, ни разу не поднявший глаз, словно разбирали его поведение, а не моё.

– Конечно, такой поступок не красит советского футболиста, – с самым серьёзным видом вещал Алик. – Тем более, как правильно заметил сегодня утром товарищ Киселёв, в капиталистической стране, где нужно, как говорится, держать ухо востро. Поэтому мы обязаны как-то отреагировать. Какие будут предложения, товарищи?

– Предлагаю на первый раз объявить выговор по комсомольской линии, – выкрикнул со своего места Численко, чья лопоухость почему-то в этот момент прослеживалась особенно ярко.

– Ещё предложения будут?

– Давай выговором обойдёмся, чего парня-то топить, – с ленцой добавил Яшин.

– Ещё? Нет? Ну что ж, раз больше никто высказаться не хочет, предлагаю членам ВЛКСМ проголосовать, – подытожил Альберт. – Пять голосов, то бишь единогласно. Давай, Лёша, составляй там по форме всё как надо, а наши комсомольцы распишутся.

Когда под самопальным документом была поставлена последняя подпись, все чуть ли не трусцой отправились в столовую. А у меня будто камень с души свалился. Но я тут же себя одёрнул: сохранение членства в ВЛКСМ виделось отнюдь не самой насущной задачей, на первое место я ставил участие в чемпионате мира. Причём самое непосредственное, с выходом на поле, а не сидением на скамейке запасных. Тут ведь ещё действует пещерная система, когда по ходу матча замены не допускаются, так что с таким же успехом не попавший в заявку на матч игрок может сидеть на трибуне, лузгая семечки. Этой участи мне совершенно не хотелось, но тут от меня уже мало что зависело. Либо ждать, пока Морозов не изменит своего решения, либо надеяться, что кто-то из игроков основы – и желательно моего амплуа – получит травму. Тогда уж у Петровича, я надеялся, появится железный аргумент ввести меня в состав.

После ужина погоняли с Банишевским шары. В бильярд я последний раз играл даже и не вспомню когда, по-моему, ещё в прежней жизни, да и тогда-то не считал себя мастером. Играли на интерес в виде спичек, я две партии выиграл и три проиграл – Толик оказался тоже не мастером. Известный меломан Хусаинов заикнулся насчёт ещё одного небольшого концерта вроде вчерашнего, но я сослался на неважное настроение. Это был как раз тот случай, когда я не отказался бы пропустить стаканчик-другой чего-нибудь покрепче. Но теперь каждое моё действие будет рассматриваться под микроскопом, и Боже меня упаси где-нибудь накосячить.

Словно искупая свою вину, на тренировках я пахал как проклятый. То и дело ловил на себе сочувствующие взгляды наших футболистов, да и Морозов со своим помощником просили меня не переусердствовать, чтобы оградить от ненужной травмы…

Приближался день нашей первой игры на чемпионате мира против сборной КНДР. В той реальности мы их уделали – 3:0, правда, состав оказался несколько иной. Если я ничего не путаю, то изменений было два: отсутствовали Поркуян и Малофеев, которых заменили я и Стрельцов. Насколько были правы тренеры, покажет игра, но я-то точно помнил, что Поркуян стал лучшим бомбардиром сборной на «мундиале», да и Малофеев отличался забитыми голами. То есть мы с Эдиком должны сыграть как минимум не хуже. Вот только меня-то на поле выпускать пока не планируют, так что ещё неизвестно, насколько равноценной получилась замена.