Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пошли, – говорю я, беря Аду за руку. Кожа у нее не такая темная, как у меня, но в тени мы все сливаемся друг с другом.
Она слегка кивает и чуть заметно улыбается.
– В котором они кольце? В центральном?
– В главной башне, – отвечает полковник и постукивает по соответствующему месту на карте. – Она отлично укреплена, над землей и под землей. Они это усвоили на горьком опыте.
Ада вздыхает.
– Да, именно для таких случаев ее и строили. Для последней схватки. Хороший запас оружия и провизии. Двое ворот. И в ней пятьдесят обученных Серебряных. Вход как бутылочное горлышко – с тем же успехом их может быть там впятеро больше.
– Как пауки в банке, – буркаю я.
Полковник усмехается.
– Может быть, они начнут жрать друг друга.
Нельзя не заметить, как морщится Кэл.
– Нет – когда в дверь стучит общий враг. Ничто не сплачивает Серебряных так, как ненависть.
Он не отрывает взгляда от стола. Намек ясен.
– Особенно теперь, когда все знают, что король поблизости, – лицо Кэла темнеет, превращаясь в грозовую тучу. – Они могут ждать.
Издав низкий рык, Фарли договаривает за него:
– А мы – нет.
– Если будет отдан приказ, легионы из Чока дойдут сюда за день. Даже быстрее, если их… мотивировать.
Ада отмахивается от последнего слова. Нет нужды развивать мысль. Я уже представляю себе своего брата, теоретически освобожденного новым законом Мэйвена, но подгоняемого Серебряными офицерами и вынужденного бежать по снегу. Лишь для того, чтобы атаковать своих же.
– Конечно, Красные нас поддержат, – говорю я, размышляя вслух, хотя бы для того, чтобы одолеть жуткие образы в голове. – Пусть Мэйвен высылает свою армию – она лишь пополнит нашу. Солдаты перейдут к нам, как и те, что были здесь.
– Она, возможно, права… – начинает полковник, в кои-то веки соглашаясь со мной. Странное ощущение. Но Фарли перебивает его.
– Возможно. Но гарнизон в Корвиуме обрабатывали несколько месяцев, разжигали уже имеющееся недовольство, подталкивали людей, понуждали, доводили до кипения. За легионы я не поручусь. И за количество Серебряных, которых Мэйвен сумеет убедить.
Ада соглашается с ней и кивает.
– Король Мэйвен очень осторожно описывает происходящее в Корвиуме. Он изображает всё это не как восстание, а как террористический акт. Анархию. Дело рук кровожадных убийц, геноцид, осуществляемый Алой гвардией. Красные в легионах и по всему королевству понятия не имею, что здесь случилось.
Фарли, кипя, накрывает ладонью живот.
– Я уже достаточно потеряла из-за разных «если» и «возможно».
– Как и мы все, – отрешенно произносит Кэл.
Наконец он отрывается от стола и поворачивается к нам спиной. Несколькими широкими шагами он подходит к окну и смотрит на пылающий город.
Холодный ветер уносит в небо черный дым. Похоже на фабрики. Я с дрожью вспоминаю их. Татуировка на шее зудит, но я не чешу ее своими скрюченными пальцами, которые ломала бесчисленное множество раз. Сара однажды попросила разрешения их исцелить. Я не позволила. Как татуировка, как дым, они напоминают мне о том, откуда я родом. О том, чему не должен подвергаться ни один человек.
– Я так понимаю, идей у тебя нет? – спрашивает Фарли, забирая у отца карту и искоса глядя на принца-изгнанника.
Кэл пожимает широкими плечами, мускулы так и перекатываются от этого движения.
– Их слишком много. И все неподходящие. Разве что…
– Я не позволю им выйти, – резко говорит полковник. Голос у него раздраженный. Очевидно, они уже об этом спорили. – Мэйвен слишком близко. Они все побегут к нему и вернутся с новыми силами, чтобы отомстить.
Блестящий браслет у Кэла на запястье вспыхивает, и искры бегут по его руке быстрой струйкой алого пламени.
– Мэйвен в любом случае приедет! Вы же слышали донесения. Он уже в Рокасте и движется на запад. Он едет с помпой, улыбается и машет, чтобы скрыть, что он намерен отбить Корвиум. И он это сделает, если вы будете сражаться с ним в разрушенном городе, стоя спиной к клетке с волками!
Он разворачивается к полковнику. Его плечи еще дымятся. Обычно Кэл способен контролировать себя – хотя бы настолько, чтобы поберечь одежду. Но только не теперь. Пламя выбивается, оставляя обугленные прорехи на рубашке.
– Сражаться на два фронта – самоубийство.
– А как насчет заложников? Ты хочешь сказать, что в той башне нет никого ценного? – рявкает полковник.
– Только не для Мэйвена. У него в руках уже есть тот единственный человек, ради которого он стал бы торговаться.
– Значит, мы не можем уморить их голодом, не можем отпустить, не можем обменять, – говорит Фарли, загибая пальцы.
– И убить их всех тоже не можете, – добавляю я, постукивая пальцем по губе.
Кэл с удивлением смотрит на меня, а я просто жму плечами.
– Если бы был какой-то способ – и если бы он был приемлем, – полковник бы уже его употребил.
– Ада? – мягко спрашивает Фарли. – Ты видишь что-то, чего не видим мы?
Ее глаза перебегают туда-сюда. Она изучает план и копается в собственных познаниях. Цифры, стратегии – всё, что хранится в непомерной памяти Ады. Ее молчание нас не радует.
– Нам нужен тот проклятый ясновидец, – бормочу я.
Мы ни разу не встречали Джона – того, кто помог Мэре найти меня. Но в королевских трансляциях я видела его не раз.
– Лучше бы он потрудился для нас…
– Если бы Джон хотел помочь, он бы пришел. Но его где-то носит. Этому проклятому уроду даже не хватило совести взять Мэру с собой, когда он сбежал, – отвечает Кэл, добавив ругательство.
– Нет смысла думать о том, что мы не можем изменить, – говори Фарли, шаркая ногой по холодному полу. – Значит, единственное, что нам осталось, – грубая сила? Разобрать башню по камушку? Заплатить литром крови за каждый отвоеванный шаг?
Прежде чем Кэл успевает вновь взорваться, дверь распахивается. Внутрь вваливаются Джулиан и Сара, оба с серебряным румянцем на щеках, с вытаращенными глазами. Полковник вскакивает – удивленный и встревоженный. В том, что касается Серебряных, мы не идиоты. Наш страх – врожденный, он в крови.
– Что такое? – спрашивает полковник, и его кровавый глаз вспыхивает. – Допрос уже закончен?
Джулиан заметно напрягается при слове «допрос» и с ядовитой усмешкой отвечает:
– Мои расспросы – милость по сравнению с тем, что сделали бы вы.
– Ха, – отзывается Фарли. Она смотрит на Кэла, и тот, смущенный ее взглядом, переступает с ноги на ногу. – Не говорите мне о милости Серебряных.
Джулиан меня не особо волнует – а доверяю я ему еще меньше, – но выражение лица у Сары пугающее. Она смотрит в мою сторону, и ее серое лицо полно жалости и страха.