удачную партию. Этой «удачной» партией оказался Гедалия из богатейшего семейства Марголисов. Их статус в тот момент был неофициальным, так как многое из своего состояния они или украли, или угрозами выкупили за бесценок у хозяев.

Марголисы очистили репутацию Клюдеров после Второй мировой. Это очень давило на гордыню отца. Она не позволяла ему принять их милость, и потому он продавал меня в уплату своего долга. Страшно было даже не это предательство, а то, кого конкретно они предлагали мне в мужья. О Гедалии ходили слухи как о психически больном человеке, любящем поднимать руку на женщин, не брезгуя в этом деле подручными предметами. Тогда, сидя с расческой в руке, я поняла, что моя жизнь вот-вот превратится в ад.

Ужас был и в том, что в тот момент я уже любила Люка. Его кандидатуру семья даже не рассматривала. Он был небогат, из глухой деревушки, зубами вырвал грант на обучение в престижной школе, каждый год доказывал, что достоин в ней учиться. На первый взгляд был шалопай, но на деле – гений. Его слабость состояла в рассеянности и напускной придурковатости, из-за которых никто не видел ни его потенциала, ни его ума. Но в этой же слабости заключалась и сила.

Поначалу я просто влюбилась в его красоту: он был высоким, с каштановыми волнистыми волосами, ярко-зелеными глазами. Меня, выросшую в ежовых рукавицах Клюдеров, его расхлябанность порой шокировала. Но в моих глазах он был эталоном свободы, проводником в неведомый мир, в котором я мечтала очутиться. Несмотря на некоторое разгильдяйство, при необходимости Люк становился джентльменом. Он был очень робок и со всем уважением относился к женщинам, не смея даже подолгу задерживать на них взгляд, в том числе и на мне. Когда мы стали встречаться втайне от моих родителей, он никогда не заходил дальше объятий и поцелуев вплоть до самой свадьбы. И я вышла за него замуж. Это одно из лучших событий, которые случались со мной. Как же крупно мне с ним повезло! До сих пор благодарю бога за то, что он дал ему достаточно терпения, чтобы выдержать все мои клюдеровские колкости. Мы сильно контрастировали друг с другом, и мне часто пророчили, что нам недолго быть вместе.

После свадьбы мы много путешествовали. Люк показал мне, какой бывает жизнь. Отвез меня в родную деревню, познакомил с родственниками. Таких душевных и добрых людей не найти в больших городах.

Затем у нас родилась Инджеборг. О, как я рада, что она оказалась похожа на Люка! Он мог днями сидеть с ней за какой-нибудь сказкой. Для тех времен он обладал прогрессивными взглядами. В отличие от своих друзей и коллег, он никогда не перекладывал заботы о дочери на меня, ссылаясь на то, что я женщина.

Затем его не стало. Его утрата стала для меня бо́льшим горем, чем смерть отца, хоть и умерли они от одного – мужской болезни.

Я не справлялась с Инджеборг. Ее скверный характер и истерики – результат моего неумения воспитывать детей и проявлять свою любовь. И потому она искала ее у других, далеко не всегда порядочных людей. Когда ей было всего четырнадцать, она забеременела. Как же страшно было это осознавать, что в твоей дочери – лицом и голосом еще совсем ребенке – развивается новая, нежеланная жизнь. Я помню, как накричала на нее и как она плакала. Она сама не понимала, что случилось, почему ее тошнит. Моя бедная напуганная девочка. Нам пришлось сделать аборт, но врач предупредил: еще один приведет к тому, что она больше не сможет иметь детей. Этого я не могла допустить. Клюдерам нужен был наследник. В первое время я старалась следить за ней, насколько это позволяла работа. Затем ей исполнилось восемнадцать, и дочь стала совсем неуправляемой. Я заставила ее выйти замуж за мужчину, которого она не любила, и это было взаимно, ибо он изменял ей, даже не скрываясь. Кажется, она совсем не понимала, что такое любовь, и потому никак не могла ее найти. Вместо этого она выбирала ветреных мужчин, не питавших к ней ни любви, ни сколь-нибудь продолжительного интереса. Она же цеплялась за каждого из них в тщетном желании получить любовь, которую никто не мог и не хотел ей давать. Однако все они были не прочь ее использовать.

Однажды она вернулась с очередного свидания. Ее новый мужчина зашел в вестибюль, поклонился в приветствии, улыбнулся до дрожи знакомой мне улыбкой, и не успела моя дочь произнести его имя, как я сразу поняла: передо мной сын Гедалии. Хотя было тяжело в это поверить, ведь Дирк – так его звали – оказался очень учтивым, воспитанным и приятным человеком, что не могло меня не насторожить. Его отец страдал от психической болезни, передающейся по наследству и часто проявляющейся с самого детства. Но Дирк был очень спокойным. Я быстро поняла, что он, в отличие от своего отца, принимает препараты, подавляющие агрессию и сумасбродные наклонности. Я просила Инджеборг не связываться с ним, но она меня не послушала. В один из вечеров дочь вернулась в слезах. Я думала, что он избил ее, изнасиловал или чем-то угрожал. Но нет, он сделал ей подарок. Вместе с Гедалией и прислугой они отправились на охоту. Инджеборг сидела на лошади и лишь наблюдала за тем, как Гедалия целится в кого-то вдалеке. После того как поразил цель, он послал прислугу принести ему добычу. Инджеборг ожидала увидеть зайца, оленя, кого угодно из четвероногой живности. Но прислуга приволокла человека. Она проглотила крик и в надежде услышать объяснения взглянула на Дирка, пока Гедалия смеялся и хвалился своей меткостью. Но Дирк молчал. Увидев ужас в ее глазах, он странно улыбнулся. По дороге домой она все-таки решилась спросить, кем был тот человек. Дирк ответил, что это один из должников Гедалии. Тогда она поинтересовалась, что случилось с остальными, и он сообщил, что их загнали в «стойло» до следующей охоты. Наконец она спросила, приходилось ли Дирку охотиться на них. И он ответил, что еще ни одной такой охоты с отцом он ему не проиграл.

Случись этот эпизод чуть раньше, прислушайся она ко мне с самого начала, мы смогли бы избежать того, что уже происходило с ней, – ее новой беременности. О, как она ненавидела этого ребенка! Никогда она еще столько не пила и не выкуривала такого количества сигарет, пока я не приказала убрать из замка весь табак и алкоголь. Я приставила к ней охрану, которая следила за тем, чтобы она ничего не сделала ни