id="id234">

Стихотворения, приписываемые Пушкину

«Dis moi pourquoi l'Escamoteur…»*

Dis moi, pourquoi l'Escamoteur

Est-il sifflé par le parterre?

Hélas! c'est que le pauvre auteur

L'escamota de Molière.

[перевод:

Скажи мне, почему «Похититель»

Освистан партером?

Увы, потому, что бедный автор

Похитил его у Мольера.

(фр.)]

«Je chante ce combat, que Toly remporta…»*

Je chante ce combat, que Toly remporta,

Où maint guerrier périt, où Paul se signala,

Nicolas Maturin et la belle Nitouche,

Dont la main fut le prix d'une horrible escarmouche.

[перевод:

Пою сей бой, в котором Толи одержал победу,

Где погиб не один воин, где Поль отличился,

Николая Матюрена и прекрасную Нитуш,

Рука которой была трофеем ужасной стычки.

(фр.)]

Двум Александрам Павловичам*

Романов и Зернов лихой,

  Вы сходны меж собою:

Зернов! хромаешь ты ногой,

  Романов головою.

Но что, найду ль довольно сил

  Сравненье кончить шпицом?

Тот в кухне нос переломил,

  А тот под Австерлицом.

Гараль и Гальвина*

Взошла луна над дремлющим заливом,

В глухой туман окрестности легли;

Полночный ветр качает корабли

И в парусе шумит нетерпеливом.

Взойдет заря – далек их будет строй.

Остри свой меч, воитель молодой!

Где ты, Гараль? Печальная Гальвина

Ждет милого в пещерной темноте.

Спеши, Гараль, к унылой красоте!

Заря блеснет – и гордая дружина

Умчится вдаль, грозящая войной.

Где ты, где ты, воитель молодой?

Гальвина с ним. О, сколько слез печали,

И сколько слез восторгов и любви!

Но край небес бледнеет, и вдали

Редеет тень. Уж латы зазвучали;

Близка заря; несется шум глухой…

Что медлишь ты, воитель молодой?

Призывному Гальвина клику внемлет,

Тоски, надежд и робости полна,

Едва дыша, разлуки ждет она;

Но юноша на персях девы дремлет.

Призывы битв умолкли за горой, –

Не слышал их воитель молодой.

Уже суда покинуть брег готовы,

К ним юноши с веселием бегут;

Прощальну длань подругам подают;

Златой зари раскинулись покровы;

Но, утомлен любовью и тоской.

Покоится воитель молодой.

Пылает день. Он открывает очи.

Гальвина мнит ласкающей рукой

Сокрыть от глаз досадный свет дневной.

«Прости, пора! сокрылись тени ночи:

Спешу к мечам!» – воскликнул и стрелой

Летит на брег воитель молодой.

Но тихо всё, лишь у пустого брега

Подъемлется шумящая волна;

Лишь дева там, печальна и бледна,

И вдалеке плывут ладьи набега.

О, для чего печальной красотой

Пленялся ты, воитель молодой?

Она в слезах; в немой воитель думе.

«О милый друг! о жизнь души моей!

Что слава нам? что делать средь мечей?

Пускай другой несется в бранном шуме;

Но я твоя, ты вечно, вечно мой!..

Забудь войну, воитель молодой!»

Гараль молчал. Надменное ветрило

Его звало к брегам чужой земли;

Но с бурею так быстро корабли

Летели вдаль, и дева так уныло

Его влекла трепещущей рукой…

Всё, всё забыл воитель молодой!

И он у ног своей подруги нежной

Сказал: «Пускай гремят набег и брань:

Забыла меч ослабленная длань!»

Их дни слились в отраде безмятежной;

Лишь у брегов, терзаемых волной,

Дрожа, краснел воитель молодой.

Но быстро дни восторгов пролетели.

Бойцы плывут к брегам родной земли;

Сыны побед с добычей притекли,

И скальды им хваленья песнь воспели.

Тогда поник бесславною главой

На пиршествах воитель молодой.

Могучие наперсники судьбины

К ногам невест повергли меч и щит;

Кровавый меч героев не лежит

У ног одной оставленной Гальвины.

Красавица вздохнула, – и другой

Ее пленил воитель молодой.

С тех пор один бродил Гараль унылый;

Умолк его веселый прежде глас,

Лишь иногда в безмолвный ночи час,

Уединен, шептал он имя милой.

Война зажглась, – и встречи роковой

Пошел искать воитель молодой.

Исповедь бедного стихотворца*

Священник.

Кто ты, мой сын?

Стихотворец.

Отец, я бедный однодворец,

Сперва подьячий был, а ныне стихотворец.

Довольно в целый год бумаги исчертил;

Пришел покаяться – я много нагрешил.

Священник.

Поближе; наперед скажи мне откровенно,

Намерен ли себя исправить непременно?

Стихотворец.

Отец, я духом слаб, не смею слово дать.

Священник.

Старался ль ты закон господний соблюдать

И, кроме вышнего, не чтить другого бога?

Стихотворец.

Ах, с этой стороны я грешен очень много;

Мне богом было – я, любви предметом – я,

В я заключалися и братья и друзья,

Лишь я был мой и царь и демон обладатель;

А что всего тошней, лишь я был мой читатель.

Священник.

Вторую заповедь исполнил ли, мой сын?

Стихотворец.

Кумиров у меня бывало не один:

Любил я золото и знатным поклонялся,

Во всякой песенке Глафирами пленялся,

Которых отроду хотя и не видал,

Но тем не менее безбожно обожал.

Священник.

А имя божие?

Стихотворец.

Когда недоставало

Иль рифмы иль стопы, то, признаюсь, бывало,

И имя божие вклею в упрямый стих.