Так больше продолжаться не может! Если в первый раз его приступ закончился всего лишь синяками, то следующий раз станет для моей жизни последним. Особенно напугали слова кухарки, что его бывшие женщины куда-то безвестно пропадали.

Константин улыбнулся, поставив чемоданы с подарками напротив стеклянного столика, направился ко мне. Наклонился. Поцеловал в щёку, ласково погладил по длинным волосам.

Неожиданно!

Этот поцелуй… Как странно…

Сначала я отстранилась, потому что до смерти боялась его лживых ласк, но он, приобняв меня за плечи, все же настойчиво меня поцеловал. Хотя если честно, этот поцелуй показался очередным сокрушительным ударом. Выстрелом. В упор.

– Привет, моя девочка. Как ты? – кажется, монстр пребывал в хорошем расположении духа.

– Н-нормально, – заикнулась, постепенно отползая на противоположную сторону дивана, теперь уже принимая Константина не как человека, а как кровожадного монстра.

И снова он с сыном моим не поздоровался. Будто малыш в невидимку превратился.

– А я вот подарков накупил, – его руки нырнули в пакет, извлекая красивую бархатную коробочку, в которой сверкнуло шикарное колье из драгоценных камней. – Нравится? – покрутил безделушкой перед моим носом.

– Красивое, – холодно ответила я, на самом деле испытывая гадкое отвращение. Сколько, интересно, такая вещь стоит? Наверно, как два или даже три папиных дома.

Папочка…

У меня ведь даже и фотографии твоей не осталось. Всё сгорело. Господи! Как же это больно…

Волчьи глаза Константина гордо блеснули. Осторожно он вытащил украшение из упаковки, приложил его к моей шее:

– Прекрасна! Неужели ты и правда моя женщина? Я самый счастливый. Мужчина на всём белом свете! – мурлыкнул, клацая застежкой. Меня же от его близости начало мутить.

– Константин, я бы хотела поговорить.

Перед смертью ведь не надышишься. Поэтому решила не ждать. Решила действовать. Здесь и сейчас.

– О чём, моя дорогая?

– П-понимаете… в общем, я не могу так больше. Извините… Ну вы сами понимаете… Та ночь… Я прошу, умоляю! Отпустите нас. Отпустите и забудьте. Мне очень страшно. Пожалуйста… – пыталась говорить чётко, внятно, без слез, но паника буквально разъедала меня изнутри.

– Ш-ш-ш, – прислоняет палец к дрожащим губам, не давая договорить, – всё будет хорошо. Обещаю. Представь, что тебе просто кошмар приснился.

Что?

Вот так вот просто?

Чёрствая, бездушная сволочь!

Он смотрел на меня совершенно спокойно, будто избиение девушки для него ничего не значило. Избить для него – всё равно что сигарету выкурить. Сущий пустяк! Подумаешь! Мелочь какая… Ни сочувствия, ни понимания, ни сострадания, ни тем более раскаяния! Лишь в первый день после своего сумасшедшего приступа.

– Константин, я не могу здесь больше оставаться. Поймите. Я хочу уйти. Отпустите нас, пожалуйста. Уверена, вы ещё сможете найти достойную замену, которая окажется даже лучше меня, немощной диабетчицы.

Наверно, зря я затеяла этот бесполезный разговор. Оскалившись как бешеный пёс, одним резким движением Зверев схватил меня за волосы, притянул ближе к себе и, не обращая внимания на вопль, прошипел в дрожащие губы, глядя точно в наполненные слезами глаза, с каждым выплюнутым словом натягивая локоны на кулак до треска в висках:

– Не смей больше говорить на подобную тему! Ясно?! Когда ты расписалась в договоре, считай, что ты добровольно моей собственностью стала. Как этот стол, или как этот диван, – с недовольством указал на мебель, – Я купил тебя! До сих пор не поняла? Не допёрло?! – чёрствые руки, вцепившиеся в волосы, сжались ещё сильней. – Теперь ты моя! И я волен делать с тобой всё, что пожелаю. Поэтому не зли меня, девочка. Не зли, мать твою! Иначе… – у меня помутнело в глазах, и я начала задыхаться, когда в его руках появился пистолет, который он направил точно в спину увлечённого игрой Димки. – Ты знаешь, что будет…

* * *

Когда Константин увидел, насколько сильно я побледнела, широко распахнутыми глазами глазея на заряженный пистолет, направленный точно в спину ни в чём не повинного ребёнка, резко запрокинул мою голову к потолку и с сумасшедшим напором впился в дрожащие губы, принуждая к отвратительному поцелую. В этот миг я думала лишь об одном. О пистолете. О пистолете, мать его! Готовым вот так вот просто взять и выстрелить… в ребёнка! В маленького, беззащитного человечка! Который просто играл, даже не подозревая о творящемся кошмаре за его хрупкой спиной.

Ублюдок! Какой же всё-таки бессердечный ублюдок.

Разной дряни в я жизни повидала, но такое… Такое впервые!

Я готова была в любую секунду под пулю броситься, глаза ублюдку выцарапать, сердце живьём вырвать, лишь бы он прекратил весь этот кромешный ад.

Вдоволь отымев мой бедный рот, демонстрируя не абы какую силу, ублюдок толкнул меня на кровать, а сам, вальяжно поправив галстук, к выходу направился, напоследок рыкнув:

– Даже не думай о побеге или ещё какой-либо подобной глупости. Убью. Сначала пацана, затем каждого, кто тебе дорог, Настя. А убивать буду не спеша, болезненно… на твоих глазах. Это последнее предупреждение.

Этой ночью, разумеется, как и предыдущей, я ни на минуту не сомкнула глаз. Этой ночью я спала вместе с сыном, крепко обнимая его худенькое тельце, прижимая к груди с такой нежностью, будто мы в последний раз видимся. Тогда я ещё не догадывалась, что материнская интуиция действительно существует. Я всегда на каком-то проницательном уровне определяла причину неожиданно плача сына, когда он ещё даже сидеть толком не умел. Ну а сейчас… сейчас мной овладело жуткое чувство.

К счастью, под утро мне удалось хоть немного вздремнуть, пока непродолжительный сон не прервал настойчивый стук в дверь. Димочка тоже проснулся, потёр кулачками сонные глазки и с явным беспокойством в сторону крохотной прихожей уставился. Судя по ясному солнцу, проникающему сквозь щель между тяжёлыми портьерами, мы проспали примерно до десяти утра.

Нехотя распахнув входную дверь, я тотчас обнаружила незнакомую женщину лет сорока, одетую в деловой костюм тёмно-бордового цвета. Её волосы были собраны в строгий пучок на затылке, а темно-карие глаза смотрели на меня с явным упрёком сквозь толстые стёкла круглых очков.

– Утро доброе! Я за Дмитрием.

Господи!

Сначала мне показалось, что я всё ещё сплю, даже глаза потёрла, прогоняя сонливость, не понимая за каким таким Дмитрием, подумав, что стрёмная старушка либо просто мне приснилась, либо просто комнатой ошиблось.

– Чтоб, простите? Вы кто?

– Как это кто? – посмотрела на меня с таким отвращением, словно я не человеком являлась, а крысой помойной, – Ангелина Петровна, заведующая ЭШИ.

– Чем?

– Так, ладно, Константин предупреждал, что вы сопротивляться будете… – мымра обернулась, махнув кому-то рукой в холле. Нагло переступив порог комнаты, игнорируя отказ в гостеприимстве, прямиком в спальню направилась.