Когда совсем стемнело, телефон, лежавший на столе, выдал мелодичную трель.

– Кош? Это Мамон. Они ушли – кабыздохи брехали в стороне, потом лай смолк. Мы ходили смотреть – «уазик» стоит в кустах у хибары, никого нет. Че делать?

– Стойте где сидели, секите. Если что – звякнете. Да, к вам пацаны могут подкатить, если расклад ляжет, – смотрите не пульните зазря…

В половине первого телефон на столе тревожно тренькнул – Кошель схватил трубку и нажал клавишу с такой быстротой, что трель не успела отзвучать до конца.

– Ага.

– Рванул, падла! – крикнул на том конце тревожный голос Эдика. – Вылетел как пуля с ворот – пока мы завелись, пока поехали… Короче, съе…лся. Бля буду – не виноваты! Ну ты ж знаешь, какая у него тачка… Бля буду…

– Будешь, обязательно будешь, – спокойно сказал Вор. – Если так работать будешь… Не кипишуй – все пучком. Куда покатил?

– По восьмому шоссе, к выезду из города. Мы ломимся туда же, но его не видать…

– А вы не ломитесь, – не одобрил Вор. – Тормози сей момент. Стали?

– Ну стали, – с недоумением в голосе ответил Эдик. – И что?

– А теперь сдайте назад – до самой его хаты – и медленно поезжайте по восьмому шоссе. Секите по сторонам, каждый пустырек обшмонайте, каждый переулочек – не торопитесь. Он на «стрелку» поехал – отвечаю. Ищите его тачку. Давай – я на приеме, звоните…

Без десяти час телефон опять залился трелью. Кошель взял трубку и сразу подтянулся, как-то ощетинился весь, Рома-приближенный тут же отодвинул нарды в сторону и встал, разминая конечности.

– Кош? Это Эдик, – голос был примерно как у человека, на которого наставили ствол и заставили снимать штаны. – Мы тут… ну, короче…

– Вы его нашли, – высказал предположение Вор. – А у него маслина в башке… Ага?

– Тебе уже сказали? Кто?! – безразмерно удивился Эдик.

– Это я понял по твоему простуженному базару, – отвлеченно пробормотал Кошель. – Вот так ни фуя себе… Так. Давай – обшмонайте его, только чисто, пальцев не оставьте. И сдергивайте оттуда – я вас жду.

Натыкав номер Димона, Вор распорядился:

– Димон, бери бригаду, дуйте на промку. Созвонись с Мамоном, пусть наведет, где они тарятся. Только я тебя прошу – ну очень ласково! Очень. Чтоб не шугнули ненароком. Сидите, как мыши, ждите, разложитесь там поудобнее. Если кто шмальнет попусту – яйца оторву…

…Присев за груду битого кирпича, Рудин на получетвереньках сместился вправо и осторожно выглянул из-за своего укрытия. Несколько серых теней неторопливо сновали у плохо различимой в темноте кучки, издающей тошнотворный смрад. Рудин медленно, без щелчка, включил подсветку на оптическом прицеле, дождался, когда в окуляре отчетливо прорисуются зеленоватые нити сетки[11], и, прижав щеку к прикладу, навел оружие на копошащуюся массу.

Чпок! Чпок! Чпок! – три негромких шлепка слились в один корявый звук – масса порскнула в разные стороны, раздался душераздирающий писк, на месте, у отвратно воняющей дохлятины, остались лежать две вытянутые тушки.

Серега подскочил к тушкам, достал отточенный как бритва нож и, двумя ловкими движениями отрубив хвосты, пихнул их в укрепленный на поясе специальный контейнер из пластика. И застыл на месте аки статуя, чутко прислушиваясь к звукам ночи.

Вскоре неподалеку вздорно вякнула Ингрид – Рудин медленно двинулся в том направлении, готовый в любую секунду к рывку на короткую дистанцию: пока Ингрид преследует жертву, она изредка тявкает от избытка чувств, подавая хозяину сигнал о своем местонахождении. Если зарычит, а потом будет фыркать – значит, настигла жертву, надо бежать, иначе уйдет с места происшествия, ищи потом свой хвост в темноте, в куче всякой дряни…

Ингрид коротко рыкнула – Рудин рванул к ней, зорко глядя под ноги. Выскочив из-за остова поверженного башенного крана, Серега обнаружил свою четвероногую подружку, которая довольно фыркнула и ткнулась в бедро хозяина окровавленной мордой.

– Двенадцать, – сообщил Серега, отсекая у тушки хвост и пряча его в контейнер. – С моими, стало быть, тридцать один. Плохо работаешь, коллега, если не улучшишься, не видать тебе «Чаппи» как своего затылка! Давай – вперед…

Рудин охотился на крыс. Это и был тот самый секрет, о котором, кроме Толхаева и троих кинологов школы, не знал никто. Точнее, до определенного времени не знал никто – в настоящий момент в число носителей секрета входили также Алиса и ее сестра.

Чуть менее двух лет назад Григорий Васильевич, так и не сумев обычными способами заставить Рудина воспользоваться его бескорыстной материальной помощью, придумал для своих протеже весьма оригинальное времяпрепровождение: еженедельное ночное сафари (так он окрестил это крысобойство). Купил комплект малокалиберных карабинов, боеприпасы, бинокли, ночные приборы, вручил все это Рудину и совершенно серьезно заявил:

– Не для протокола. Я разработал препарат, который в кратчайшие сроки восстанавливает потенцию. Йохамбе по сравнению с ним – ничто. Препарат пользуется огромным потребительским спросом, я реализую его в Москве, через дилерскую сеть. Производится из… крысиных хвостов. Есть трудности – дератизаторы совсем оборзели, заламывают за свой товар несусветную цену. Я послал их к известной матери – не могу работать с такими хапугами. Выручай, братишка. Если есть желание подзаработать… Конечно, – дело сугубо добровольное. Для производства препарата требуется хотя бы тысяча хвостов в месяц. Да, тысяча – минимум. Чем больше, тем лучше… Есть два нюансика: во-первых, стволы незарегистрированные, потому надо где-то припрятать ненадежнее, в школе хранить нельзя. Во-вторых, лучше работать ночью – если днем заметят эти самые дератизаторы, скандал будет. Так что – флаг вам в руки…

Рудин не стал задавать вопросов и потешаться над странным предложением, хотя понял, что препарат из крысиных хвостов – плод богатого воображения Толхаева. Посовещался с соратниками, решили – каждое воскресенье посвящать охоте. Взялись вроде с шутками-прибаутками, потом выяснилось, что это увлекательнейшее занятие, пробуждающее ностальгию по военной жизни, которое, помимо всего прочего, приносит пусть небольшие, но честно заработанные деньги. В настоящий момент Толхаев оценивал хвост в рубль. За одну воскресную ночь каждый крысобой со своей собакой добывал от пятидесяти до двухсот хвостов – в зависимости от погодных условий и личной сноровки. В среднем выходило довольно неплохо – получалась вторая зарплата. Куда Григорий девал хвосты, Рудин и его команда не интересовались – со временем ночная охота стала непреложной составной частью бытия каждого из них, с которой никто расставаться не собирался…

Сегодня охотились неподалеку от фармацевтического комбината Толхаева. В последнее время комбинат, видимо, экономя на вывозе мусора, сваливал отработанные морские водоросли в небольшом карьере, в километре от запасных ворот. Крысы обратили внимание на выжатые водоросли – с наступлением темноты грызуны перемещались от мясокомбината в карьер, к немалому удовольствию Рудина и его команды. Гниющие водоросли издавали своеобразный запах, в ночной тиши навевающий романтические грезы в стиле старинных морских романов, однако это очарование было обманчивым. Рудин выяснил, что крыс прельщали трупы бродячих собак, кошек, хорьков и прочей живности, которая употребляла отходы комбината в течение дня. Покушав водоросли днем, живность к вечеру благополучно отдавала концы от неизвестных причин, наглядно подтверждая простую истину: не следует заниматься самолечением и пренебрегать рецептами врачей.