Тем важнее и ценнее становилась деятельность так называемых ВО (военных организаций абвера). Наиболее удачливыми из них были ВО в Лиссабоне и Мадриде. Это объяснялось тем, что именно через эти страны в первые годы войны хлынул и не ослабевал поток беженцев из оккупируемой Европы. Они уезжали морем и по воздуху в США, Южную Америку или в Англию. В этой огромной массе людей абверу-I и приходилось выискивать и вербовать тех, кого можно было сделать доверенными лицами и полноценными агентами. Значительным источником для вербовки служили бесчисленные служащие посольств и консульств нейтральных стран. Они представляли интерес для разведки тем, что имели личные и служебные контакты и даже тесные связи со своими английскими и американскими коллегами. С таким же успехом этим занимались и разведслужбы стран противника, поэтому в Мадриде и Лиссабоне процветала настоящая «конспиративная толкучка».

Не менее активно действовал на Пиренейском полуострове и абвер-II, опираясь все на те же ВО. Одним из важнейших его объектов был, конечно, Гибралтар, который, между прочим, в течение некоторого времени считался одной из целей германских оперативных планов. На этой скале-крепости и в порту Гибралтара было проведено несколько диверсионных акций. Но это были лишь незначительные булавочные уколы. Разумеется, без работы абверовцы здесь не оставались. В конце ноября 1939 г. Канарис решил выяснить у руководства ОКМ возможность действий на другом направлении, имея в виду высадку немецких агентов с подводных лодок в Ирландии. Ответ руководства был положительный, но оно предупреждало о соблюдении крайней осторожности и советовало не доверять ирландцам, даже настроенным против англичан. Как известно, там давно существовало ирландское антианглийское подполье в лице ИРА (Ирландской революционной армии). Однако в те годы оно, как вскоре выяснилось, было абсолютно бездеятельным.

Мероприятие под кодовым наименованием «Зееадлер» («Морской орел») предусматривало поначалу создание промежуточного «коммутатора» связи между ИРА и Германией. Его предполагали разместить где-то на юге Ирландии, но дело постоянно затягивалось. А 7 июля 1941 г., как записано в «Журнале боевых действий» абвера-II, оно было перепоручено министерству иностранных дел. Вместе с тем абвер-II должен был оказывать МИДу чисто техническую помощь и выделять для него своих доверенных людей и агентов-радистов. По всей видимости, это был Шелленберг, в чьей голове возникла идея новой формы операций, а именно — военной помощи оружием в случае народного восстания, если страна будет оккупирована американцами. Офицером связи к ИРА был назначен капитан доктор Гёртц, уже обосновавшийся в Ирландии. Вождь ИРА Шин Рассел был срочно переправлен из Соединенных Штатов через Геную в Берлин, но по дороге он умер прямо на борту везшей его немецкой подводной лодки, а оставшийся без поддержки и денег Гёртц вскоре попал в руки ирландской полиции. Короче, все предприятие потерпело полнейшее фиаско.

После провала немецкой стратегии вывода Англии из строя с помощью воздушных бомбардировок Гитлер стал склоняться к тому, чтобы всеми силами и средствами форсировать строительство подводных лодок. Предполагалось начать с их помощью такую решительную войну на море, чтобы США серьезно задумались, стоит ли им ввязываться в эту войну. Вместе с тем он рассчитывал, что даже в случае вступления Америки в войну она при таком положении на море воздержится от прямого вторжения на европейский материк. При этом Гитлер в своих расчетах опирался прежде всего на доклады тогдашнего военного атташе при германском посольстве в Вашингтоне генерала фон Бёттихера. А оценки генералом политического, военного и экономического положения США были совершенно неверными: Бёттихер недооценивал ни огромные производственные возможности, ни общий настрой американцев. Что же касается истинного положения дел, которое смог выявить своими средствами абвер-I в отношении военного потенциала США, то оно выглядело совсем по-иному. Когда эти данные стали известны начальнику генерального штаба сухопутных войск Гальдеру, он попытался было убедить высшее руководство в том, что США теперь в гораздо меньшей степени, чем в 1917 г., будут наблюдать, как немцы и дальше будут громить Англию. Если бы это было учтено, политику Германии надо было бы решительно изменить, а поскольку это оставалось без внимания, увеличивался риск того, что рано или поздно нас ждет военное поражение.

Успехи абвера в разведке военных и иных важных объектов США были весьма значительны, хотя при этом не обходилось и без серьезных неудач. Так, летом и осенью 1941 г. ФБР накрыло в Нью-Йорке целую сеть агентов германской тайной службы — около 30 человек. Среди них оказался и Германн Ланг, наш доверенный человек, добывший для германских ВВС новейшую установку прицеливания Нордена. В этом провале был повинен один американский немец, прошедший подготовку в абвере как радист. Но он оказался агентом-двойником, так как работал и на ФБР. В офисе Ланга, служившем явкой, имелось подсобное помещение, откуда агенты ФБР могли все видеть через специальное устройство, фиксировать всех приходящих посетителей, наблюдать за передачей сведений и слушать все разговоры.

Однако к этому времени руководство абвера уже было достаточно осведомлено о намерениях США. Это явствует хотя бы из рассказа начальника управления «Абвер/Аусланд» вице-адмирала Бюркнера: «Когда летом 1938 г. меня вновь откомандировали в Берлин, там тогда проживала одна американская семья, с которой я был дружен более 10 лет. Глава семьи был представителем одного крупного американского банка в столице рейха. В 1940 г. его жена уехала с пятью своими детьми из Берлина в Цюрих, а сам он остался в Берлине. Он, конечно, часто выезжал к семье уже после начала войны. Но вот однажды он позвонил мне из Цюриха — это было в начале 1941 г. — и извинился за то, что его жена со мной даже не попрощалась. Но так как в действительности я даже сам провожал ее на вокзале, я понял, что эта фраза имела совсем другой смысл. Американец хотел срочно поговорить со мной по какой-то очень важной причине. После некоторого раздумья Канарис согласился на мою поездку в Швейцарию. Мы встретились с американцем в Цюрихе, и он очень убедительно доказал мне, что США, без сомнения, вскоре вступят в войну и что в Германии совершенно неверно оценивают военный и промышленный потенциал Америки. На мой вопрос, каким образом этого можно было бы избежать, американец ответил: «Это германское правительство должно уйти!» Я ответил: «Увы, германский народ поднял это правительство на слишком высокую волну доверия». Вернувшись в Берлин, я доложил шефу об этом разговоре, а он спокойно сказал, что давно знает об этом и что мой знакомый совершенно прав, только вот сделать уже ничего нельзя. Но я никак не мог успокоиться и просто потребовал, чтобы адмирал проинформировал Гитлера, Риббентропа или Геринга. Гитлера, по понятным причинам, можно было не беспокоить. Риббентроп мог снова заныть, что, мол, вермахт опять вмешивается в большую политику. Оставался рейхсмаршал. Я попросил об аудиенции и, спросив, могу ли я говорить откровенно, рассказал ему все. В присутствии Канариса Геринг внимательно выслушал, а под конец спросил, что же теперь может случиться. Я ответил, что давать этому оценку не входит в задачу военной разведслужбы. Следует лишь уяснить себе, насколько близко США подошли к вступлению в войну. Герингу было передано и наше письменное резюме. Что он сделал с этой информацией, неизвестно»[157].