Антонов слегка улыбнулся.

— Прошу простить мою осторожность, товарищ Полевой, но я всегда ожидаю худшего. Так что меня трудно удивить.

— Эксперимент Лугового завершится через три дня. Нужно подумать, как передать плату.

— Твои предложения?

— Разумеется, не платить ей.

— Как?

— Есть много способов. Подменить бруски, после того как их осмотрит ее представитель. Заменить свинцовыми, выкрашенными под золото, или брусками меньшей пробы.

— И старая сука тут же учует и одно и другое.

— Все равно надо попытаться.

— Как будет переправляться золото? — спросил Антонов.

— Один из кораблей мадам Бугенвиль уже стоит в Одессе, ожидая, когда золото погрузят на борт.

— Тогда мы сделаем то, чего она ожидает меньше всего.

— Что именно? — с интересом спросил Полевой.

— Выполним свое условие сделки, — ответил Антонов.

— Ты хочешь заплатить? — недоверчиво спросил Полевой.

— До последней тройской унции.

Полевой был ошеломлен.

— Прости, товарищ президент, но я считал…

— Я передумал, — резко сказал Антонов. — У меня есть решение получше.

Полевой молча ждал несколько секунд, но, очевидно, Антонов не собирался с ним делиться. Он пошел медленнее и наконец остановился.

А Антонов, окруженный свитой, проследовал дальше. Его уже занимали другие государственные заботы.

Суворов включил ночник и посмотрел на часы. 4:04. Недурно, подумал он. Он запрограммировал себя на подъем в четыре утра и опоздал всего на четыре минуты.

Не в силах сдержать зевок, он быстро натянул рубашку и брюки, не потрудившись надеть носки и туфли. Пройдя в ванную, плеснул в лицо холодной водой, потом прошел по маленькой спальне и приоткрыл дверь.

Ярко освещенный коридор был пуст. Кроме двух психологов, дежурящих у мониторов, все остальные спали. Ступая босиком по ковру, Суворов принялся измерять коридор и записывать цифры в блокнот.

Он насчитал 33 фута между внешними стенами — стенами длиной 168 футов. С потолком высотой почти десять футов.

Суворов подошел к двери комнаты, в которой хранились медикаменты, и осторожно приоткрыл дверь.

Дверь никогда не запиралась: Луговой не видел у своих людей поводов красть. Суворов вошел, закрыл дверь и зажег свет. Он быстро отыскал маленькие флаконы с успокоительным. Поставил их в ряд на раковину, с помощью шприца выкачал содержимое и вылил в канализацию. Затем заполнил водой и аккуратно расставил на полке.

Незаметно вернулся в спальню, снова лег в постель и стал смотреть на потолок.

Он был очень доволен собой. Его действия не вызвали ни малейшего подозрения. Теперь ему оставалось только ждать нужной минуты.

Сон был очень смутный. Такие сны он никогда не помнил, проснувшись. Он кого-то искал в чреве покинутого корабля. Пыль и темнота мешали видеть. Как в погружении на „Орел“: зеленая река и рыжий ил.

Добыча перед ним, но расплывается, все время ускользает.

Поколебавшись, он пытается сфокусировать взгляд в полумраке, но тень дразнит его, манит подойти поближе.

И тут в его ушах раздается резкий, пронзительный звук. Он выплывает из сна и ощупью находит телефон.

— Дирк? — доносятся звуки из горла, которое ему хочется придушить.

— Да.

— У меня есть для тебя новости.

— А?

— Ты спишь? Говорит Сент-Джулиан.

— Перлмуттер?

— Проснись, я кое-что нашел.

Тут Питт включил ночник и сел.

— Хорошо, слушаю.

— Я получил письменный отчет от своих друзей из Кореи. Они просмотрели все корейские морские архивы. Угадай, что они нашли. „Бель Часс“ никто и не думал сдавать на лом.

Питт откинул одеяло и спустил ноги на пол.

— Продолжай.

— Прости, что так долго не звонил, но это удивительнейшая морская загадка из всех, какие мне встречались. Тридцать лет кто-то играет в „музыкальные стулья“[17]с кораблями. Трудно в это поверить.

— Может, я поверю.

— Прежде всего позволь задать вопрос, — сказал Перлмуттер. — Что было написано на корме корабля, который вы нашли на Аляске?

— „Пайлоттаун“.

— Были ли раскрашенные буквы названия выплавлены на корпусе?

Питт задумался.

— Сколько помню, краска облупилась. Приподнятые края букв, должно быть, стерлись.

Перлмуттер облегченно вздохнул.

— Я надеялся, что ты так скажешь.

— Почему?

— Твои подозрения подтвердились. „Сан-Марино“, „Бель Часс“ и „Пайлоттаун“ — на самом деле одно и то же судно.

— Черт возьми! — сказал Питт, неожиданно разволновавшись. — Как ты это установил?

— Я узнал, что случилось с настоящим „Пайлоттауном“, — с чувством ответил Перлмуттер. — Мои источники не нашли упоминаний о том, что „Бель Часс“ сдали на лом на верфи в Пусане. Я попросил их проверить все другие верфи на побережье.

Нить привела в порт Инчон. Десятники на верфях — интересные люди. Они никогда не забывают суда, особенно те, которые ломают. Они делают вид, будто им все равно, но в глубине души им жаль, когда усталый старый корабль в последний раз входит в их док. Так вот, один такой десятник-пенсионер часами рассказывал о добрых старых временах. Настоящее золотое дно морской истории.

— Что он сказал? — нетерпеливо спросил Питт.

— Рассказал со множеством подробностей, как руководил бригадой, переделывавшей грузовое судно „Сан-Марино“ в рудовоз „Бель Часс“.

— А как же архивы верфи?

— Очевидно, сфальсифицированы владельцами. Кстати, это наши старые знакомые — торговая компания „Сосан“. Десятник вспомнил также, как разбирали настоящий „Пайлоттаун“. Похоже, компания „Сосан“ или те, кто стоит за нею, похитили „Сан-Марино“ и его груз, а экипаж убили. Потом переделали корабль в рудовоз, зарегистрировали под другим названием и пустили плавать по морям.

— А при чем тут „Пайлоттаун“? — спросил Питт.

— Это судно было законно куплено торговой компанией „Сосан“. Тебе будет любопытно узнать, что согласно материалам Международного центра расследований морских преступлений это судно десять раз заподозрено в контрабанде. Очень немало. Похоже, это судно перевозило все подряд: плутоний в Ливию, вооружение мятежникам в Аргентине, тайную американскую технологию русским — все что угодно.