В то время как вокруг Берлина шли тяжелые бои, Гитлер вдруг начал сомневаться в преданности армии и в исходе войны. Один из офицеров Генерального штаба, который не хотел, чтобы называлось его имя, рассказывает:

«Когда в ночь с 20 на 21 апреля я должен был докладывать Гитлеру о прорыве Советов под Коттбусом, который привел к развалу Восточного фронта и к окружению Берлина, я впервые оказался с ним наедине. Всего лишь за несколько часов до этого Гитлер наконец решил перенести в так называемую «Альпийскую крепость», в район южнее Берхтесгадена, свою ставку, Верховное главнокомандование вооруженных сил и генеральные штабы сухопутных войск и люфтваффе – за исключением более мелких рабочих штабов. Но эта «Альпийская крепость» существовала только на бумаге. За исключением сооружения нескольких зданий вспомогательных служб, ничего не было подготовлено для обороны этого «редута». Мне кажется сомнительным, что еще 20 апреля Гитлер собирался сам улететь туда, чтобы отсрочить свою кончину на несколько дней. Приказ о переезде привел лишь к тому, что в эту ночь все обитатели рейхсканцелярии, принимавшие участие в ежедневном совещании, были заняты упаковкой и отправкой своего многочисленного багажа. Даже стенограф не появился. Сначала пришлось звать секретаршу, чтобы записать мой доклад. Гитлер воспринял роковое известие спокойно, но в качестве объяснения успеха русских он нашел только одно слово: «предательство». То обстоятельство, что во время моего доклада не было ни одного свидетеля, придало мне храбрости, и я задал Гитлеру вопрос:

– Мой фюрер, вы так часто говорите о предательстве военного руководства и армии. Вы действительно считаете, что так много было предателей в наших рядах?

Гитлер посмотрел на меня почти с сочувствием, словно такой идиотский вопрос мог задать только глупец, и сказал:

«– Все неудачи на Востоке можно объяснить только предательством.

У меня сложилось впечатление, что Гитлер был абсолютно убежден в этом».

Штурмбаннфюрер СС Отто Гюнше, личный адъютант Гитлера, находился в первые часы 21 апреля в рейхсканцелярии.

«21 апреля Гитлера разбудили уже в половине десятого утра и сообщили, что русская артиллерия обстреливает Берлин. Через десять минут, даже не побрившись, Гитлер поспешил в приемную. <…> В приемной Гитлера ожидали Бургдорф [генерал и главный адъютант Гитлера, начальник отдела кадров германской армии], Шауб [шеф личных адъютантов Гитлера], Белов [полковник, адъютант от люфтваффе] и я.

– Что случилось? Откуда эта стрельба? – спросил он.

Бургдорф доложил, что центр Берлина обстреливается батареей русской тяжелой артиллерии, по всей видимости, с позиции северо-восточнее Цоссена. Гитлер побледнел.

– Неужели русские уже так близко? – вырвалось у него.

Генерал Карл Колл ер, начальник Генерального штаба люфтваффе, был поднят по тревоге. Гитлер говорил с ним по телефону:

– Вы знаете, что Берлин находится под артиллерийским обстрелом? Центр города.

– Нет.

– Вы не слышите этого?

– Нет! Я нахожусь в штабе люфтваффе в Вильдпарк-Вердер на окраине города.

Гитлер:

– В городе сильное беспокойство из-за обстрела дальнобойной артиллерией русских. Видимо, это батарея тяжелого калибра, установленная на железнодорожную платформу. Очевидно, у русских есть железнодорожный мост через Одер. Люфтваффе должны немедленно обнаружить эту батарею и уничтожить ее.

Я:

– У противника нет ни одного железнодорожного моста через Одер. Возможно, он смог захватить немецкую тяжелую батарею и повернул ее против нас. Но может быть, речь идет об орудиях среднего калибра русской действующей армии, которые уже могут доставать до центра города.

Начинаются долгие дебаты, есть ли у русских железнодорожный мост через Одер или нет и могут ли уже их орудия среднего калибра доставать до центра Берлина. <…> Гитлер настаивает на том, чтобы я немедленно обнаружил эту батарею и уничтожил ее.

Как он себе это представляет? Кто на этом огромном поле битвы вокруг Берлина и до самого Одера сможет быстро обнаружить батарею, о которой даже неизвестно, в какой стороне света она стоит. И тут мне в голову приходит отличная идея. Я звоню на дивизионный командный пункт зенитчиков, который находится в башне противовоздушной обороны на территории зоопарка. Высокая зенитная башня является отличным наблюдательным пунктом. На мой запрос они отвечают, что речь может идти только о калибре от 100 до 120 мм. Наблюдатели зенитчиков видели сегодня утром, как русская батарея, ведущая сейчас огонь по центру города, занимала огневую позицию в пригороде Берлина Марцан (ныне на восточной окраине Берлина. – Ред.). Расстояние до центра города составляет около двенадцати километров. Зенитный дивизион, дислоцированный на территории зоопарка, уже открыл огонь по этой батарее русских из своих сдвоенных 128-мм зениток. Одновременно он взял под обстрел исходные позиции русских танков в этом же районе.

Когда я изложил по телефону эти факты Гитлеру, он отнесся к моему сообщению с недоверием».

Маловероятным казался этот артиллерийский обстрел и многим жителям столицы рейха. Матиас Менцель пишет: «Это случилось в полдень. Взрыв на Унтер-ден-Линден был только началом. Взрыв без предупреждения, без самолетов, разрыв снаряда! Артиллерия ведет огонь по центру города. Это должно означать, что войска Сталина вплотную подошли к Берлину, по крайней мере к его окраинам. Вмиг поредевшая толпа в панике мечется по правительственному кварталу. Бегство под землю, под Вильгельмплац, от снарядов русской артиллерии – это последнее бегство нашего времени. Тот из них, кто еще раз выйдет на свет божий из-под земли, увидит солнце новой эры. <…>

Итак, одно несомненно: Берлин увидит Красную армию. Великая война XX столетия умрет, поперхнувшись Берлином. <…> Говорят, солдаты Сталина дошли до Тельтов-канала. Ближе к вечеру я еду на велосипеде в Лихтерфельде [на юге Берлина]. Это поездка вдоль линии фронта. Над головой с воем проносятся красные истребители, и раздается треск пулеметных очередей. Прохожих словно ветром сдувает с улиц. На улицах пригорода Берлина все чаще встречаются раненые с забинтованной головой или рукой, медленно бредущие куда-то. Вдоль домов, соблюдая дистанцию, движутся стрелковые цепи солдат: усталые, напряженные лица, у каждого за спиной автомат, а на поясе болтается несколько тяжелых гранат, они похожи на путешественников, которые бредут без цели, потеряв последнюю надежду».

Овен 21 апреля в своем дневнике пишет:

«Кажется, стена нашей обороны треснула. Вызывает сомнение, смогут ли берлинские вооруженные формирования, которые в последнее мгновение должны были закрыть образовавшуюся брешь, справиться с этой задачей. Создается впечатление, что решение о направлении их на фронт было принято слишком поздно. Хотя, возможно, оно запоздало всего лишь на несколько часов.

Сегодня в полдень на квартиру министра [Геббельса] явился майор Ленхофф, которого вчера бросили на фронт вместе с берлинским охранным полком. Он был в полном отчаянии, по его словам, весь его полк уничтожен».