— Да, слышал о нём. Просто невероятно!

Трудно, а то и вовсе невозможно было представить подобное в разгар эпидемии, когда в стране ежегодно умирали от СПИДа десятки тысяч людей. В девяностые, когда появились первые лекарства, больные принимали в день по тридцать шесть таблеток, а в начале восьмидесятых никакого лечения и вовсе не было. Дэниэл представляет: Саймон, двадцатилетний мальчишка, умирает от неизвестной болезни, болезни без названия. Сумели ли в больнице хоть как-то облегчить его муки? На него накатывает то же чувство, что и несколько мгновений назад, — невыносимое сострадание, ещё более неотвязное, чем прошлая обида.

— На бабушку посмотрите! — Руби указывает на Герти. — Такая счастливая!

Бабушка. Ещё одно непривычное слово. Дэниэл глубоко тронут — значит, Руби считает их семьёй.

— Да, счастливая. Здесь она с твоим дедушкой, Шаулем. Лет им, наверное, по двадцать с небольшим.

— Он ведь умер раньше дяди Саймона? Сколько ему было?

— Сорок пять.

Руби устраивается поудобнее:

— Расскажите про него что-нибудь.

— Одно что-нибудь?

— Да, особенное. Что-нибудь интересное, о чём бы я не знала.

Дэниэл в раздумье. Он мог бы рассказать про «Мастерскую Голда», но почему-то вспоминается банка с белой крышкой и зелёными буквами.

— Знаешь, что такое корнишоны? Шауль их обожал. Причём не всякие. Пробовал и «Кейнс», и «Хайнц», и «Власич», пока не нашёл «Милуоки» — твоя бабушка их заказывала в Висконсине, в нью-йоркских магазинах их трудно было найти. Целую банку приканчивал в один присест!

— Ничего себе! — Руби хихикает. — И знаете, что самое смешное? Я люблю корнишоны с арахисовым маслом.

— Не верю! — Дэниэл делает вид, будто его вот-вот стошнит.

— Ещё как люблю! Режу на кусочки и кладу на бутерброд. Они, знаете, такие кисло-сладкие, хрусткие, а в масле кусочки арахиса тоже хрустят.

— Не верю! — твердит Дэниэл; теперь оба смеются. Смех звучит необыкновенно. — Ни капельки не верю!

В полночь, оставив Руби наедине с альбомами, Дэниэл заходит на кухню. На душе тепло после разговора с Руби. Надо скорей лечь рядом с Майрой — все остальное кажется ненужным и глупым. Но когда он достаёт из кармана спортивных брюк визитку Эдди, тепло мигом испаряется и сердце сжимает смертная тоска. Он упустил целые годы близости — с Руби или с ребёнком, который мог бы у него родиться. Видимо, была и ещё причина, почему он не уговаривал Майру подумать об усыновлении. Наверное, чувствовал, что недостоин быть отцом. Шауль вечно пропадал на работе, и Дэниэл взял на себя роль вожака для младших. Старался лицом к лицу встречать опасности, непредсказуемость, хаос. И вот чем всё обернулось.

«Винить вас, — говорил ему Эдди, — значило бы винить жертву». Но теперь уже ничего не исправишь, именно так он и думал всю жизнь. Годами наказывал себя за то, в чём не был виноват. Вместе с жалостью к себе в нём растёт и негодование против гадалки. Хочется, чтобы она понесла наказание — не только за Саймона и Клару, но и за него тоже.

Дэниэл идёт к входной двери, бесшумно отворяет её. Свистит холодный ноябрьский ветер, обжигает щёки, но Дэниэл выходит на крыльцо и, прикрыв за собой дверь, достаёт мобильник и набирает номер Эдди.

— Дэниэл? Что-нибудь случилось? — Дэниэл представляет агента в гостиничном номере. Тот, должно быть, и ночью за работой, рядом на столе чашка дешёвого кофе. Возможно, он думает о гадалке так же неотступно, как Дэниэл, и они в одной упряжке, связаны общей мыслью.

— Я кое-что вспомнил. — На улице около нуля, но он совсем не мёрзнет. — Вы спрашивали о Саймоне, предвидела ли гадалка его смерть, и я ответил, что не знаю. Но я помню, она предсказала Саймону, что он умрёт молодым. Предположим, Саймон знал, что он гей. Он напуган пророчеством, думает, что умрёт в двадцать лет, и вот ему шестнадцать, отец умирает, и Саймон решает жить по-своему. Теперь или никогда. И пускается в разгул — наперекор рассудку, вопреки осторожности.

— Ладно, — говорит с расстановкой Эдди. — А Саймон никаких подробностей не рассказывал?

— Нет, никаких. Я же говорил, мы были тогда детьми, он лишь однажды об этом упомянул, и всё равно это довод в пользу вашей версии, разве нет? Выходит, его она тоже подстрекала?

— Возможно, — соглашается Эдди, но голос у него отрешённый. Дэниэл рисует в уме другую картину: Эдди, наверное, уже в постели, переворачивается с боку на бок, прижимая плечом к уху мобильник. Тянется к тумбочке у кровати, гасит ночник — откровения Дэниэла его разочаровали. — Что-нибудь ещё?

Дэниэл выдохся, на смену горячке пришла усталость. И вдруг его осеняет. Если его слова оставили Эдди равнодушным — а то, может, он и вовсе утратил интерес к делу, — почему бы не взять расследование в свои руки?

— Да. Один вопрос. — Дэниэл выдыхает, и клубы белого пара повисают в воздухе, как парашюты. — Как её имя?

— А для чего оно вам?

Дэниэл лихорадочно соображает.

— Буду знать, как её называть. — Он говорит шутливым тоном, чтобы Эдди ничего не заподозрил. — А то всё «гадалка» да «гадалка».

Эдди медлит, откашливается.

— Бруна Костелло, — отвечает он наконец.

— Как? — У Дэниэла от волнения шумит в ушах.

— Бруна, — повторяет Эдди, — Бруна Костелло.

Бруна Костелло. Дэниэл смакует оба слова, каждый звук кажется ему значительным.

— И где она сейчас?

— Это уже другой вопрос, — уклоняется от ответа Эдди. — Позвоню вам, когда всё закончится. Когда подведём итог.

24

Утром в День благодарения Дэниэл просыпается раньше Раджа и Руби. Без четверти семь, молочно-розовый рассвет, где-то рядом шуршат белки, на побуревшей лужайке пасётся олень. Заварив кофе покрепче, Дэниэл устраивается в кресле-качалке у окна гостиной с Майриным ноутбуком.

Когда он набирает в поисковике имя Бруны Костелло, первая же ссылка — сайт ФБР, список разыскиваемых преступников. «Защитите ваших родных, соседей и страну — помогите ФБР в розыске опасных террористов и беглых преступников. За поимку некоторых объявлены награды». Бруна Костелло числится в разделе «Поиск информации». Размытое чёрно-белое фото в четвёртом ряду — лицо крупным планом. Дэниэл щёлкает мышкой, чтобы увеличить фотографию, — та самая, что показывал ему Эдди в «Хоффман-Хаусе».

Федеральное бюро расследований (ФБР) просит помощи в поиске предполагаемых жертв Бруны Костелло, подозреваемой в мошенничестве. Костелло связана с кланом аферистов-гадателей из Флориды. Другие члены семьи Костелло были осуждены за государственные преступления, включая крупные кражи, подделку налоговых деклараций, почтовые и телефонные аферы, отмывание денег. На сегодняшний день Костелло — единственная из подозреваемых, избежавшая допроса.