— Вы не могли бы отвезти меня домой? У меня раскалывается голова, а Жюльена я не видела уже целую вечность.

— Я тоже не видел его. Сейчас я найду Мами, и мы поедем.

Через минуту он вернулся. Тетя не считала, что пришло время покинуть бал, но раз Амалия плохо себя чувствует, она может уехать. Сама мадам Деклуе и Хлоя останутся, чтобы никто не сказал, что всей семье пришлось спасаться бегством.

«Мами вовсе не жестокая, — убеждала себя Амалия, откинувшись на спинку сиденья кареты. — Ей сейчас ох как нелегко, ведь Жюльен — ее единственный сын». И все же Амалия корила себя за малодушие, хотя и понимала, что ее присутствие с головной болью или без нее вряд ли чем-либо могло помочь.

Ночной воздух был до блаженства свеж и прохладен. Присутствие Роберта в едва освещенной карете успокаивало, хотя он и пытался заговорить. Амалия радовалась, что он был паинькой. Казалось, Роберт думал о чем-то далеком, никак не связанном с сегодняшним днем. Неожиданно Ама-лии пришла в голову мысль, что вот так они могли бы ехать долго-долго, если бы их ничто не связывало и если бы Роберт был просто кузеном мужа. Хотя кто знает, что лучше? Головная боль усиливалась, мешая сосредоточиться.

В «Роще» Роберт вышел и помог ей сойти. Чарльз, дожидавшийся хозяев у парадного входа, широко распахнул двери на лестницу, ведущую на галерею. Роберт приказал ему прислать Лали, а потом, держа Амалию под локоть, довел ее до двери в спальню.

— Дальше я не пойду, надо возвращаться за Мами и Хлоей.

— Благодарю вас за помощь, — произнесла Амалия затухающим голосом. — Вы были так добры.

— Добр? — В его голосе послышался смешок. — Да, я счастлив быть рядом с вами, жаль только, что сегодня это связано с вашим плохим самочувствием.

Роберт держал ее пальцы в своей руке, и желтое пламя лампы, висевшей у нее за спиной, отражалось в его глазах, придавая им какое-то странное выражение, смысл которого Амалия не поняла.

— Может быть, можно остановить эту дуэль? — задала она мучивший ее вопрос.

— Нет, если только Жюльен сам не откажется, — сказал Роберт, нахмурившись.

— Но это же глупо!

— Согласен, но инициатор он, а не я.

— Вы могли бы и не отвечать на его вызов.

— Конечно, но я действительно в долгу перед ним.

— Что может быть глупее?!

Роберт тихо засмеялся.

— Ни-че-го! Мы договорились о том, что я пересплю с его женой и только. Если бы этим все кончилось, не было бы и дуэли. Но я посягнул не только на твое тело, но и на твою душу. А это уже запрещенный прием…

— Мне показалось, что это больше от бравады, — перебила его Амалия.

— Не без этого, конечно, но главная его претензия заключалась в другом: я не смог, по его мнению, или не захотел убедить тебя в том, что именно он был твоим мужем и любовником одновременно. Жюльен хотел, чтобы ты думала только так и не иначе.

— Он — человек гордый, — сказала Амалия тихо.

Не услышав ответа, она взглянула на Роберта, прекрасно сознавая, что эти слова в не меньшей степени относятся и к нему.

— Если я не вернусь… — начал он.

— Не говорите так! — остановила его Амалия. — Прощу вас.

— Просто я хочу… я должен сказать, что в любом случае я ни о чем не сожалею.

— О, Роберт!

— Я не надеюсь, что ты мне скажешь нечто подобное, поэтому кое-что на память возьму сам.

Роберт привлек ее к себе, крепко обнял и, глядя прямо в глаза, прильнул теплыми, чуть солоноватыми губами к ее влажному полураскрытому рту. Амалия уступила ему без особого сопротивления, наслаждаясь этим властным и таким нежным объятием, словно оно было последним в ее жизни. Она нуждалась хотя бы в такой близости с ним, чтобы заглушить боль физическую. В горле стоял соленый ком слез, руки вцепились в борта его сюртука.

Он отступил назад, с трудом сдерживая волнение, и, повернувшись, начал быстро спускаться по лестнице вниз. В это время со стороны гостиной появилась Лали.

— Надеюсь, все в порядке, мамзель Амалия? — спросила она мягко.

— Нет! — ответила она. — Уже давно не в порядке и никогда в порядке не будет.

Если еще вчера вечером Амалия сомневалась, что любит Роберта, то к рассвету следующего дня она знала об этом наверняка. Всю ночь она не сомкнула глаз, думая о том, что произошло с ней с тех самых пор, как она поселилась в «Дивной роще». В памяти всплывали отдельные слова, чьи-то взгляды, улыбки, обрывки разговоров — всего не перечесть, и почти ничего, что имело отношение к Роберту.

Как получилось, что она сблизилась с человеком американского происхождения? Дело, вероятно, не только в том, что однажды ночью соединились их тела. Амалию восхищали забота Роберта о Мами, его постоянное внимание к делам плантации, доброе отношение к тем, кто работал под его началом. Он спас ее от наглых домогательств Патрика Дая и не раз принимал ее сторону в спорах с Жюльеном. Но было и нечто такое, что сразу покорило ее, — это его ярко выраженное мужское начало буквально во всем: в словах, в поступках, во внешнем облике.

После всего случившегося Амалии следовало бы презирать его, а она влюбилась, да еще как! Вот и сейчас его лицо стояло у нее перед глазами: ей показалась бы странной сама мысль о том, что кто-то другой мог стать первым и единственным мужчиной в ее жизни. Горько сознавать, что, независимо от результатов дуэли, их тайным встречам пришел конец. «Если все обойдется малой кровью, никто никого не убьет, а лишь слегка ранит, и поруганная честь таким образом будет отомщена, — думала Амалия, — Жюльен позаботится, чтобы Роберт и подойти ко мне не мог. Если же Роберт убьет Жюльена, у него возникнут сложности с законом, а я не смогу выйти замуж за убийцу своего мужа».

Думать о том, что Жюльен убьет Роберта, она не могла.

Амалия слышала, как вернулись Мами и Хлоя, но из спальни Жюльена не раздавалось ни звука. Голова не болела, как раньше, но и совсем не прошла. Под самое утро Амалия приняла несколько капель снотворного, после чего забылась недолгим беспокойным сном.

Она проснулась внезапно, словно ее кто-то разбудил. Сердце учащенно билось. В комнате не было ни души. За розовыми занавесями на окнах в золотом нимбе из утренних лучей солнца просыпался новый день. «Дуэль! — внезапно пронеслось в голове. — Наверное, она уже закончилась».

Амалия вскочила с постели и начала лихорадочно одеваться, забыв позвонить Лали. Но камеристка, вероятно, стояла под дверью, ожидая какого-нибудь звука изнутри, потому что появилась сразу же, как только Амалия задвигалась по комнате.

— Есть ли какие-нибудь новости? — набросилась на нее Амалия.

— Нет, мамзель. Что вы наденете сегодня? Муслин в горошек или полосатое?

— Что угодно, — ответила Амалия нетерпеливо.