Украденные ночи - Дженнифер Блейк

Сильный порыв ветра захлопнул за Амалией Пескье-Деклуе входную дверь, прервав однообразную дробь дождя, барабанившего по полу лоджии. На минуту молодая женщина задержалась на плетеном коврике у порога, стряхивая с насквозь промокшего капюшона плаща воду и отирая полусапожки от грязи. Капли дождя серебристо-голубым бисером переливались в мягких завитках ее каштановых волос, бусинками свисали с темных ресниц и бровей, сверкающими мушками прильнули к розовым лепесткам щек. В холле, у выхода на галерею, светлело массивное зеркало в старинной чиппендейловской[1]раме, оно занимало весь проем над столом с мраморной крышкой, но Амалия на себя даже не взглянула. Небрежно смахнув остатки дождя, она повернулась к двери в гостиную свекрови, расположенную слева от холла: оттуда доносились приглушенные голоса.

— Конечно, я отказываюсь от этого предложения, дорогая тетя Софи. — В голосе мужчины слышалось плохо скрываемое возмущение. — Я не знаю, как такое могло прийти вам в голову, но еще более странным кажется то, что вы посылаете за мной и просите об этом!

— Ты обижен, cheir[2], и это делает тебе честь, но… отнесись к моей просьбе спокойно, без эмоций. Я уверена, ты поймешь…

Неожиданное появление Амалии заставило мадам Софию Деклуе замолчать. Щеки ее немолодого уже лица покрылись вдруг красными пятнами. Мадам бросила многозначительный взгляд на своего визави, который сидел в мягком кресле у отделанного мрамором камина. Гость встал и изящно поклонился Амалии, спрятав сверкнувший любопытством взгляд темно-синих глаз под густыми ресницами.

На какое-то мгновение в элегантной гостиной с кремовыми стенами и занавесями цвета шампанского, зеркалами в роскошных золоченых рамах и мебелью из розового дерева, расставленной по периметру обюссонского ковра, воцарилось неловкое молчание.

Желание сообщить нечто важное угасло, как только Амалия приметила смятение на лицах свекрови и ее гостя.

— Прошу прощения, Мами, — произнесла она глубоким грудным голосом. — Я надеялась… я думала встретить здесь Жюльена.

— Ничего страшного, ma cheir[3]. — Хозяйка приветливой улыбкой попыталась скрыть замешательство. — Надеюсь, ты помнишь Роберта, кузена твоего мужа и моего племянника?

— Мне кажется, нас знакомили на свадьбе, — сказала Амалия, делая шаг навстречу Роберту и протягивая руку для приветствия.

— Ну, конечно же, вы знакомы! — радостно заулыбалась мадам Деклуе, хотя некоторая неловкость еще сохранялась. — Именно Роберт стоял рядом с Жюльеном.

Амалия смутно помнила и тот день три месяца назад, и высокую фигуру молодого человека, стоявшего сбоку от Жюльена. Фата мешала рассмотреть лица всех родственников и гостей, тем более что многих из них она видела впервые. Потом она не раз слышала о Роберте Фарнуме. По правде сказать, Амалия и со своим женихом была едва знакома.

— Как же, конечно, помню, — вежливо улыбнулась Амалия.

Роберт бережно обхватил сильными, привычными к работе пальцами протянутую молодой женщиной руку, и сероватый луч пасмурного утра, пробившийся сквозь занавеси, утонул в волнах темных волос склоненной в учтивом поклоне головы, а потом оттенил на мгновение глубину его темно-синих глаз.

Молодая женщина выдержала этот пристальный взгляд. Она чувствовала, как пальцы слегка покалывает от тепла, пульсирующего в его ладони, и как учащенно забилось вдруг ее сердце. Доселе ей не приходилось ощущать рядом столь сокрушительного мужского начала — сила, воля, целеустремленность буквально исходили от этого человека. Ничего подобного она не испытывала ни с Жюльеном, ни даже с Этьеном, ее первым женихом. Возможно, поэтому Амалия смутилась и как-то сразу притихла: не было сил поднять глаза, ответить любезностью на любезность, не было сил дышать. Никогда еще она не чувствовала себя такой слабой и беззащитной.

— Роберт только что вернулся с Севера, он ездил за машинами для своего сахарного завода, — пришла ей на помощь мадам Деклуе.

Голос свекрови вывел Амалию из минутного оцепенения, она поспешно отдернула руку, хватаясь за предложенную тему, как утопающий хватается за соломинку:

— Жюльен говорил мне об этом. Полагаю, ваши дела завершились успешно, мистер Фарнум.

Мягкая снисходительная улыбка скользнула по губам гостя, высветив вокруг рта чуть наметившиеся линии — результат былых наслаждений, но не изменила выражения глаз.

— Зовите меня просто Роберт. А что касается удачи, то она действительно сопутствовала мне.

Сказано это были слишком непринужденно, чтобы показаться бахвальством, и Амалия поняла, что этот человек умеет добиваться успеха. Ее быстрый взгляд из-под опущенных ресниц успел уловить многое. Лицо и открытая шея Роберта были темными, но не оливковыми, как у французских креолов, которых она знала с детства, а с оттенком бронзы — свидетельство того, что большую часть времени молодой человек проводит под субтропическим солнцем Южной Луизианы. Густые темные брови, глубокие опушенные темными ресницами глаза, прямой классический нос, резко очерченные, словно высеченные из гранита, губы, сильный, волевой подбородок указывали на решительный и мужественный характер. Под пиджаком — белая сорочка из льняного полотна с распахнутым воротом, которая заткнута в бриджи из мягкой оленьей кожи. Высокие сапоги слегка забрызганы грязью, но сияют благодаря паре великолепных серебряных шпор. Сходство Роберта с Жюльеном было очевидным: фигура, цвет лица, рост, ширина плеч. Развила их только манера держаться.

— Тогда и меня зовите Амалией, кузен Роберт, — ответила она, изобразив невероятным усилием воли улыбку и придав его имени французское звучание с ударением на последнем слоге.

— Твой плащ, ma chere, — забеспокоилась мадам Деклуе, — с него каплет вода на ковер. Где ты была в такой ливень?

— О, Мами! — повернулась она слишком поспешно и, как могло показаться, с некоторым облегчением к свекрови, назвав ее домашним именем, придуманным Жюльеном в детстве, именем, которое та предпочитала всем остальным. — Именно об этом я и собиралась рассказать вам. Я вернулась с залива. Сэр Бент утверждает, что вода прибывает и выйдет из берегов еще до вечера. Если не соорудить дамбу из мешков с песком, она может затопить нижние этажи. Он взял несколько человек с плантации, но этого мало, нужны еще люди, а месье Дай куда-то уехал.

Мами нахмурилась.

— Неблагодарный! Вечно его нет под рукой, когда нужен.

Ирландец Патрик Дай числился надсмотрщиком на плантации «Дивная роща». Его высокомерие и самомнение не шли ни в какое сравнение с прилежанием и ответственностью, на которые могли рассчитывать его хозяева. Амалии он не понравился с первого дня пребывания в доме Деклуе, и, как ни пыталась она побороть это чувство, ничего не получалось. Однако в сложившейся ситуации он был именно тем человеком, который умел организовать работу и работников.