– Это первый и последний раз, когда я иду по твоим стопам, Питер Ван-Ин. Твой способ работы откровенно изнурительный.

Ханнелоре рассказала, что случилось.

– То есть опять виноват я, – покорился судьбе Ван-Ин. – Ты должна радоваться, что я случайно проходил мимо, а то отдыхала бы сейчас в обезьяннике.

– Разве дорожка каждой благородной девушки не пересекается с храбрым рыцарем?

Действие «Эликсира д'Анвер» еще определенно не закончилось. Ван-Ин огляделся. Рядом с ними обосновались несколько японцев, и они выступали в качестве подсадных птиц для остальной части группы. Через десять секунд Ван-Ин и Ханнелоре уже сидели в центре стаи тараторящих азиатов. К счастью, желтые собратья не понимали вздора, который несла Ханнелоре.

– Ты все еще пьяная?

– Я? Пьяная? С трех рюмочек ликера? Ты спятил? Меня тошнило, Питер Ван-Ин, тошнило от голода.

– Конечно, – успокоил Ван-Ин.

– Меня тошнило, – упрямо продолжала она.

– Моя вина. Как бы то ни было, тебе повезло, что я был поблизости.

– Думай как хочешь.

Ханнелоре порылась в сумке и достала свое удостоверение личности.

– Насколько я знаю, агент еще никогда не задерживал заместителя королевского прокурора за парковку в неположенном месте.

– Эмансипация, – вздохнул Ван-Ин. – Вы ничуть не лучше мужчин.

– О, да? А что тогда сделал ты?

– Ничего, дорогая. Все агенты знают меня лично. Мне никакое удостоверение не нужно.

– Грязный коп, – хихикнула она.

Ван-Ин показал ей язык. Этот жест японцы узнали и дисциплинированно посмеялись над ним. Ханнелоре от этого веселья была в восторге.

– Все знают, что мудрецы родом с Востока, – посмеивалась она.

Ван-Ин бросил на японцев гневный взгляд и показал им язык.

– Лучше расскажи мне, каков результат твоей пьянки.

Учитель Вилфрид Бюффел жил в довоенном доме на Мария-ван-Бургондиелан. Низкая стенка с такими же решетчатыми воротами была символическим ограждением между аккуратно ухоженным палисадником и тротуаром.

Ханнелоре припарковала «рено-твинго» на обочине рядом с каналом. Шум от отводного шлюза вдалеке был похож на гул водопада в Арденнах. Журчащая вода придавала тишине, в которой дремал ряд домов, идиллическую окраску.

– Я спрашиваю себя, чем учитель-пенсионер сможет нам помочь, – скептически произнес Ван-Ин.

Ханнелоре пожала плечами. Мужчины ничего не понимали в женской интуиции.

– Давай сначала посмотрим, дома ли он, – предложила она деловито.

Вилфрид Бюффел сидел у окна и читал книгу. Он видел, как Ван-Ин и Ханнелоре направились к его входной двери. Сквозь витражные окна они его видеть не могли, по крайней мере пока не прижмутся носом к стеклу. На всякий случай учитель Бюффел осторожно подкрался к коридору. С тех пор как в прошлом году пара льстецов надула его на пятьдесят тысяч франков, он стал недоверчивым.

Ханнелоре позвонила в дверь. Несмотря на то что старый учитель приготовился к звонку, он испугался.

– У меня такое подозрение, что его нет дома, – услышал он голос мужчины.

– Терпение, Питер. Ему семьдесят два года. Интересно, как ты будешь реагировать, когда будешь в таком возрасте.

У женщины был приятный голос.

– И ты ждешь, что этот пожилой человек еще что-то вспомнит об ученике, которому преподавал тридцать лет назад?

Вилфрид Бюффел фыркнул от возмущения. Что этот мужчина думал? Ноги больше не хотели слушаться, но с его памятью все в порядке. Он немного пошумел внутренней дверью, подождал пару секунд и открыл входную дверь.

– Учитель Бюффел? – спросила женщина с огоньками в глазах.

– Это я.

– Меня зовут Ханнелоре Мартенс. Я работаю в прокуратуре. А это комиссар Ван-Ин из полиции Брюгге. Мы можем вас ненадолго побеспокоить?

Бюффел пропустил их в дом, в гостиную. Он сел на свое привычное место у окна. Никогда не знаешь, что может случиться. На подоконнике стояла глиняная табакерка. Если ее бросить в окно, звон стекла переполошит соседей. По крайней мере, он на это надеялся.

– Речь идет о вашем давнем ученике и коллеге, учителе Лодевейке Вандале, – сразу выложила все начистоту Ханнелоре.

Бюффел поднес руку к голове. Он провел ладонью по своим тонким седым волосам. Зачем, боже мой, он открыл дверь? Эта проклятая профессиональная гордость.

– Лодевейк Вандале, – терпеливо повторила Ханнелоре.

Ван-Ин поковырял в носу. «Это может быть надолго», – подумал он пессимистично.

– Все было так давно.

– Продолжайте. Учителя обычно обладают отличной памятью. Моя собственная учительница все еще точно помнит, какое у меня было платье на моем первом причастии.

Она засмеялась так обаятельно, что Бюффел перестал оказывать сопротивление. Он схватил с переносного столика свою трубку и набил ее табаком из табакерки на подоконнике. Ван-Ин встал и полез за своей зажигалкой. Теперь у него, по крайней мере, было утешение: если курит старик, то ему тоже можно.

– Лодевейк Вандале был моим коллегой почти десять лет. Я преподавал в первом классе. Он работал с четвертым классом. Когда умер его отец, Лодевейк распрощался с преподаванием и взял на себя семейный бизнес.

Бюффел беспечно затянулся своей пенковой трубкой.

– Потом он очень далеко пошел.

– Каким он был учителем? – спросила Ханнелоре.

Бюффел ждал этого вопроса. Теперь он знал, какова цель их визита.

– Я думал, что такие дела теряют силу за давностью лет.

Ван-Ин и Ханнелоре посмотрели на учителя озадаченно.

– Какие дела, господин Бюффел?

Пожилой мужчина выпустил в комнату густое облако дыма. Таким образом, ему не надо было смотреть своим посетителям прямо в глаза.

– В те времена случалось чаще, что учитель переступал границы допустимой симпатии.

Ван-Ин уже слышал раньше немало определений педофилии, но в эвфемизме, который употребил Бюффел, почти слышалось хорошее отношение к детям.

– Его за это осудили? – холодно спросила Ханнелоре.

Учитель Бюффел вздохнул. Эта женщина была слишком молодой, чтобы знать, как такого рода скандалы улаживались в прежние времена.

– Лодевейк преподавал в католической школе. Пастор успокоил родителей, и прокуратура прекратила дело. Так это происходило в те времена.

Ван-Ин кивнул. Когда он учился, в каждой школе был собственный «поглаживатель бедер».

– Вы еще помните имена детей, к которым Вандале питал чрезмерную симпатию?