– БИЦ, это ЦНС.

– ЦНС, это БИЦ. Слушаю, – отвечают мне.

– ЦНС закончил подготовку к входу в пузырь Алькубьерре. Синхронизация баз данных закончена и подтверждена.

– Вас понял, ЦНС, подготовка завершена.

Учитывая уровень компьютеризации корабля, я не сомневаюсь, что в БИЦ узнали о состоянии сети в ту же секунду, как завершилось обновление, но это армия, где для всего есть своя процедура и ритуал – похоже на театр Кабуки с униформами. Необходимо совершать положенные жесты и движения, произносить нужные реплики, и это делают все, потому что так уж повелось.

Я приказываю админской консоли найти радиочастотный сигнал жетона ХАЛЛИ Д. Система находит ее РЧ-чип в офицерской столовой, и на видео с камеры я вижу, как она сидит за столиком с друзьями-офицерами, поедая сэндвичи и о чем-то болтая. Я достаю ПП и быстро набираю текст:

«Можешь пересесть на другой конец стола, чтобы задницу было лучше видно? У камеры ракурс фиговый».

Я отправляю сообщение и с ухмылкой смотрю на монитор. Халли слегка приподнимается и достает свой ПП из кармана на штанине комбинезона, не прерывая разговора с сидящим по соседству лейтенантом. Я наблюдаю, как она читает текст на экране. Потом Халли поднимает голову, находит на потолке линзу камеры и почесывает нос средним пальцем.

Я улыбаюсь и отправляю еще одно сообщение:

«Боюсь, тебе придется подождать, пока моя вахта не кончится».

* * *

Переход на БСС мне не нравится. Когда корабль входит в канал и включает двигатель Алькубьерре, в каждой кости и каждом мускуле внезапно появляется небольшое неприятное ощущение – не то чтобы боль, но растяжение, словно какая-то мягкая, но неодолимая сила пытается тащить каждую молекулу моего тела во все стороны сразу. Мои суставы и зубы как будто расшатываются, а кожа приобретает болезненную чувствительность. Наверное, несколько часов неудобства вытерпеть проще, чем годы скуки космического путешествия, но я уже осознаю, что полеты в пузыре станут для меня самой нелюбимой частью пребывания на звездолете.

В начале и конце перехода по каналу Алькубьерре корабли находятся в боевой готовности, потому что положение точек входа и выхода неизменно. Их координаты, конечно, засекречены, чтобы СРА не устраивал на выходе засаду для наших звездолетов, но у каждой армии есть разведка, так что шанс наткнуться на приветственный комитет русско-китайских миноносцев при выходе в нормальное пространство есть всегда. За тридцать минут до конца перехода Алькубьерре на «Версале» снова объявляют боевую готовность.

– Приготовиться к выходу, – приказывает БИЦ всему экипажу. – Выход через десять… девять… восемь… семь…

Мы снова оказываемся в нормальном пространстве, всего в двадцати световых минутах от Капеллы А и в сорока двух световых годах от Терры. Приветственного комитета кораблей СРА, жаждущих разнести нас на кусочки, не обнаружено. Я чувствую, когда отключаются двигателя Алькубьерре, потому что неожиданно исчезает то неудобство, которое я испытывал все эти двенадцать часов. Монитор админской деки передо мной показывает, что нейросеть корабля уже запустила постпереходные проверки целостности. Я пользуюсь небольшим кусочком системного времени, чтобы взглянуть на видео с оптических систем снаружи корабля, но там почти не на что смотреть. Капелла А очень похожа на наше Солнце – маленький, бледно-желтый шарик в отдалении, – а других небесных тел я вообще разглядеть не могу. Система не сильно отличается от нашей родной системы – широко раскинувшаяся пустота, испещренная искорками далеких звезд.

Из интереса я проверяю навигационную карту. Точка выхода из канала Алькубьерре гораздо ближе к месту назначения, чем точка входа к Земле. Мы всего в пятнадцати световых минутах от Капеллы А – Уиллоуби – и выйдем на орбиту через несколько часов. Корабельные сенсоры дальнего контроля говорят, что между нами и Уиллоуби – целое море ничего. Похоже, мы единственный в округе корабль САС – да и вообще, единственный корабль.

– Всей команде – отбой боевой готовности. Возобновить вахтенное расписание, – объявляет по громкой связи старпом. – Добро пожаловать в систему Капеллы.

* * *

Мы подходим к орбите Уиллоуби как раз в конце моей вахты. Я устал и проголодался, но решаю задержаться в ЦНС еще на несколько минут, чтобы увидеть подлет к первой моей планете вне Солнечной системы.

Я смотрю видео с верхнефюзеляжных камер, когда в дверь звонят. Я подхожу к ней, заглядываю в смотровое окно и вижу там лицо Халли.

– Привет, – говорит она, когда я отпираю для нее дверь. – Не возражаешь, если я забегу на пару минут? Хочу заполнить бортжурнал где-нибудь, где лейтенант Рикман не будет стоять у меня над душой.

– Конечно, – говорю я и впускаю ее. Она перешагивает порог и роняет себя на один из стульев перед админской консолью.

– Разве у тебя вахта не закончилась? – спрашивает она. – Уже половина одиннадцатого.

– Да, я свободен. Просто решил еще здесь поболтаться, посмотреть, как мы выходим на орбиту. Вот, зацени.

Я показываю на экран своей деки. Она наклоняется, чтобы взглянуть на него, и откладывает бортжурнал в сторону:

– Ух ты. Это Уиллоуби? Я и не думала, что мы уже так близко.

– Скоро выйдем на орбиту. Вы разве не будете играть в такси на своих кораблях?

– Будем, но только с шести утра. Они там, внизу, видимо, не готовы к ночным доставкам.

Мы смотрим на лазурный с коричневым шар, медленно движущийся под кораблем. Он очень похож на Землю, но в Уиллоуби есть и какое-то решительное отличие. Я видел фотографии Терры с орбиты достаточно часто, чтобы взгляд на планету с совершенно другими очертаниями материков сбивал меня с толку.

– Только посмотри, – говорит Халли. – Континенты и океаны, и все остальное. Очень похоже на Землю, да? Как думаешь, там животные есть?

– Понятия не имею, – отвечаю я. – Я не знаю, как проходит терраформирование. Они привозят живность с Земли, когда основывают колонию?

– Может, в пробирке, как генетические образцы или эмбрионы. Не думаю, что они стали бы тратить место в грузовых отсеках колониального корабля на стадо скота. Представляешь, сколько будет стоить транспортировка живой коровы на сорок два световых года сквозь галактику?

Корабль бросает вбок с такой силой, что меня сбивает с ног и швыряет на одну из серверных стоек. Халли испуганно вскрикивает.

– А это еще что за хрень? – спрашиваю я, восстановив равновесие.

Огни над головой моргают и переключаются на красно-оранжевую гамму боевого освещения. Динамики начинают объявлять тревогу, но говорящий добирается только до середины слова «боевая», прежде чем звук тонет в помехах. Потом с палубы под нами слышится звук взрывной разгерметизации. Корабль опять дергается, еще сильнее, чем прежде, и толчок опять швыряет меня на оборудование. Я ударяюсь головой о твердый угол стойки, а потом растягиваюсь на резиновом полу, теряя сознание. Я слышу крик Халли, замечаю стук аварийных замков на двери ЦНС, а потом мой мозг выключает свет.