Я просыпаюсь оттого, что мне на лицо дует холодный воздух. Правая сторона моей головы кажется влажной и липкой, и, коснувшись пальцами лба, я нащупываю глубокую кровоточащую рану над правой бровью. Вокруг темно и пугающе тихо. Все, что я слышу, – знакомое мягкое гудение серверов базы данных. Я поднимаю взгляд и вижу над собой Халли.

– Поднимайся, матрос. Мы в глубокой жопе.

Она осматривает рану на моей голове и сочувственно морщится:

– Жутко выглядит. Ты как, нормально?

– Угу, – говорю я. – Жить буду.

Моя админская дека валяется на полу у дальней переборки. Я подхожу к ней, подбираю и обнаруживаю, что она все еще работает, несмотря ни на что. Я кладу ее обратно на стол перед консолью. Потом наклоняюсь и нажимаю кнопку приоритетной связи с БИЦ.

– БИЦ, это ЦНС.

Ответа нет, и Халли качает головой:

– Уже пробовала. Цепь закоротило. По громкой связи тоже ничего не слышно. Тихо, как в могиле.

Я подключаюсь к системе с админской деки, и мне не требуется много времени, чтобы понять, что «Версаль» серьезно поврежден. Почти каждая жизненно важная подсистема выдает длинную цепочку аварийных сигналов и сообщений об ошибках.

– Охренеть, – говорю я. Халли подходит ко мне и смотрит на экран консоли:

– Что такое?

– Энергия вырубилась – вся, включая третичный источник. Такого вообще никогда быть не должно. Мы работаем на резервных источниках.

– А что с реактором? – спрашивает она. Я проверяю инженерную секцию, и непрошеное чувство ужаса слегка скручивает мой живот:

– Не работает. Мы болтаемся мертвым грузом в космосе. Это плохо.

– Ага, я так и поняла, что мы в глубокой жопе.

Я проматываю список приоритетных системных сообщений, и чувство ужаса дорастает почти до паники:

– Приказ покинуть корабль был отдан двадцать минут назад.

– Охренеть, – повторяет Халли. – Сколько же мы были в отключке?

– Похоже, что почти час.

Халли подходит к двери и стучит кулаком по пульту управления.

– Красный огонек горит, – говорит она. – С той стороны недостаточно воздуха. Дверь нас не выпустит.

– И как нам теперь выбираться из этого говнища? Я предпочел бы не задыхаться в этой жестянке, представь?

– Остынь, Эндрю. Проверь свою игрушку, и давай выясним, как убраться из комнаты до того, как кончится воздух.

Я запрашиваю положение ближайшей к нам спасательной капсулы и выуживаю еще больше дурных вестей:

– Вот дерьмо. Они все пропали.

– Кто пропал?

– Капсулы. Они все запущены. На корабле не осталось ни одной спасательной капсулы. Последняя ушла семь минут назад.

Халли вскидывает руки вверх в раздраженном жесте, который выглядит до комичного сдержанным, учитывая наше положение.

– Ну совсем зашибись.

– Я думаю, что могу вскрыть замок на двери при помощи деки, но тогда у нас не будет воздуха.

– И выхода с чертова корабля, – она на секунду затихает, а потом щелкает пальцами. – Ты можешь узнать, стоит ли еще «Оса» на взлетной палубе?

– Ага, подожди минутку.

Я пролистываю с дюжину страниц журнала и подменю и нахожу видео с камеры на взлетной палубе. Экран показывает пустые стыковочные захваты рядом с закрытым люком. На палубе пусто и темно.

– Его нет. Похоже, твои приятели улетели без тебя.

– Ну что ж, – говорит Халли. – Этот вариант тоже отпал.

– Разве у вас не было еще одного корабля на этой посудине?

Я вижу на ее лице возбуждение, что гораздо лучше страха, бывшего там еще мгновение назад.

– Да, запаска. Он в дальнем углу взлетной палубы, на стапеле. Ты видишь его на экране?

Я просматриваю все ракурсы полетной палубы. Наконец одна из потолочных камер предоставляет мне прекрасный диагональный вид на десантный корабль класса «Оса».

– Вот он. Похоже, они не стали тратить время, чтобы его запустить.

Халли перегибается через мое плечо и изучает экран:

– Эта птичка голая и сухая – ни топлива, ни снарядов. Если даже мы сможем загнать ее в захваты и выбросить из люка, то рухнем как камень. Мы слишком близко к планете.

– Ну, – говорю я, – а разве заправщик не автоматический?

– Да. Заряжающему персоналу приходится таскать боеприпасы вручную, но заправкой занимается компьютер. Только я не представляю, как с ним работать. Обычно корабль уже заправлен и готов к бою, когда мне вручают ключи, понимаешь?

– Ну, я тоже не знаю, как это делается, но готов поспорить, что компьютер знает.

Пару минут я отыскиваю системы, еще готовые общаться с нейросетью; я ожидаю, что автоматизированные модули на взлетной палубе будут вне доступа или система ответит на мое любопытство блокировкой доступа. К счастью, ни то, ни другое. Заправщик на взлетке жив и готов к работе, ожидая человеческого приказа. Я получаю удаленный доступ к его консоли и показываю на экран, привлекая внимание Халли к меню.

– Кажется, это то, что нам нужно, – говорит она, постучав по экрану рядом с пунктом «ЭКСТРЕННАЯ ПОДГОТОВКА К ЗАПУСКУ».

– Хорошо, что все обозначения понятные, – отвечаю я и запускаю процесс. Статус меню изменяется на «ЗАПУЩЕНО/ВЫПОЛНЯЕТСЯ», и я переключаюсь обратно на вид с камеры, чтобы убедиться, что на взлетной палубе действительно что-то происходит. Рядом с кораблем начинает предупреждающе мигать сигнальная лампа. На наших глазах механическая рука заправочного модуля оборачивается вокруг «Осы» и стыкуется с заправочным портом в верхней части корпуса.

– О топливе позаботились, – говорю я. – Сколько нужно времени, чтобы заполнить баки?

– Десять минут, – отвечает Халли. – Еще пять, чтобы запустить бортовое оборудование и сделать предполетную проверку, и еще пара, чтобы передвинуть эту штуку к люку.

По корпусу «Версаля» проходит низкий рокот, пол под нашими ногами слегка трясется. Что-то начинает пищать рядом с серверными стойками, и все огни в комнате ненадолго гаснут. Когда они зажигаются, все банки памяти в ЦНС одновременно затихают. В этой комнате всегда гудели кулеры, и отсутствие фонового шума пугает.

– Кажется, твои железки только что сломались, – сухо говорит Халли.

– Ага, похоже на то, – соглашаюсь я.

Моя админская дека все еще работает, и местная телеметрия до сих пор отображается, но связь с системами ангара оборвалась. Нейронная сеть корабля ужасно живуча, одни резервные линии в ней громоздятся на другие, но теперь я не могу видеть ничего, кроме местной телеметрии – полпалубы в любую сторону. Только что сломалось что-то важное, и «Версаль» умирает. Если бы линия оборвалась секунд на двадцать раньше, я не смог бы обнаружить корабль на взлетной палубе, и уж тем более запустить его заправку.