Своих клиентов они получают не за счет репутации или качества предоставляемых услуг, а с помощью «решал». Конечно, было бы нелепо отрицать, что солиситоры вынуждены поддерживать хорошие отношения с людьми, о существовании которых многие из нас предпочли бы не думать, однако использование «решал» – это особенно гнусный прием. Эти «решалы» сами по себе не являются дипломированными юристами – хотя порой и могут представляться «правовыми партнерами» или другими подобными бессмысленными должностями – и зачастую находятся гораздо ближе к корням организованной преступности, чем кто-либо, вынужденный иметь с ними дело по роду своей профессиональной деятельности. У них есть определенные связи, и когда проходит слушок об аресте за серьезное преступление, «решалы» тут как тут начинают активно лить мед в уши уважаемых в преступном сообществе людей, чтобы потом передать права на представление обвиняемого в суде тому, кто за них больше всех предложит. Так, например, после проведения крупной операции по изъятию наркотиков, обещающей довольно прибыльные слушания, эти «решалы» вместе с солиситорами Кереса начинают разнюхивать по пабам, судам и тюрьмам в поисках, как бы переманить обвиняемых от назначенных им солиситоров к мистеру Кересу с его хищным оскалом. Средства убеждения зачастую носят материальный характер – новые кеды, контрабандные сигареты в тюрьме, приятный денежный взнос на счет подружки – однако не реже удается ограничиться лишь ложными обещаниями. «Керес и Ко» продавали сладкую ложь еще до того, как это стало популярным. «Мы гарантируем, что вас признают невиновным», – уверяют они. «Мы дадим вам лучшего барристера – все лучшие барристеры у нас», – заливают они, словно неумело пытаясь спародировать Дональда Трампа. Иногда они и правда поручают дело хорошему барристеру – мои коллеги по конторе, возвраты от которых я брал, были первоклассными адвокатами. Понятия не имею, как они вообще могли работать с Кересом, однако, судя по всему, они воспринимали это просто как неотъемлемую часть своей работы. Зачастую, однако, кересы нашего мира не поручают дело хорошему адвокату. Они оставляют его у себя и передают собственным малооплачиваемым и еще менее квалифицированным штатным адвокатам – барристерам и солиситорам-адвокатам, приправляющим все это безобразие собственной небрежностью. Эти адвокаты толком не знают законодательства. Не знают фактов. Когда же они знают факты по делу, то только и делают, что нагло врут – своим клиентам, адвокатам-оппонентам по делу и даже судьям. Мне неоднократно приходилось, если в качестве моего оппонента в суде выступал один из этих клоунов, поправлять сказанное им судье, так как это напрямую противоречило тому, что было сказано мне несколькими мгновениями ранее. Все в комнате для переодевания – да и наверняка в судейской столовой – закатывают глаза при упоминании этих имен. Также они могут поручить дело «независимому» барристеру, которому профессиональная этика не мешает отдавать Кересу в знак благодарности за назначение сочный процент от полученных за дело денег. Гонорар адвоката оплачивается отдельно от гонорара солиситора и напрямую, чтобы избежать деформации рынка и быстрого скатывания в пропасть, которые непременно последовали бы, если бы солиситоры назначали адвокатам дела не на основании их способностей, а в зависимости от того, какую часть своего гонорара они готовы отслюнявить последнему. И подавляющее большинство солиситоров и барристеров соблюдают это строгое разграничение. Однако в каждой комнате для переодеваний слышится эхо слухов об одном барристере, чей стабильный поток прибыльных дел, поступающих от одной-единственной фирмы вроде «Кереса и Ко», явно не соответствует его скромным способностям, а на рождественских торжествах подвыпивший адвокат нет-нет да и проговорится о существовании неофициальных, запрещенных «откатов», лежащих в основе данных договоренностей.

Как только клиент в западне, а сертификат на оплату субсидируемой государством юридической помощи на руках, работа кересов по делу заканчивается. Они иногда и могут заглянуть в суд или в тюрьму, чтобы для показухи встретиться со своим клиентом, однако никаких конструктивных действий от них ждать не стоит. Если дело поручат достойному барристеру, то он, как правило, постарается компенсировать халатность солиситора, сделав всю необходимую работу за него. В других же случаях, если речь идет о магистратском суде и мистер Керес сам разбирается с делом либо если дело рассматривается в Королевском суде их штатными адвокатами или поручается за откат «независимым» барристерам, то «Керес и Ко» будут убеждать подсудимого признать вину или же пойдут в суд и пустят дело на самотек. Если клиент попадет за решетку, то они надеются, что тот из-за своей недалекости не увидит в этом их вины. Если же его оправдают, то эта победа идет в копилку репутации мистера Кереса. Хотя в целом рынок уголовного судопроизводства, я бы сказал, работает довольно эффективно – авторитетные уголовники, как правило, уже достаточно давно в деле, чтобы распознать достойную фирму – Керес идет против тренда. Каким-то образом всеми правдами и – что более вероятно – неправдами им удается водить вокруг пальца своих постоянных клиентов годами. Таких, как Дариус, как оказалось впоследствии. Зайдя в камеру для встречи с клиентами и протиснувшись между столом и прикрученным к полу стулом, что поближе к стене (рядом с тревожной кнопкой, как учил меня мой наставник, «просто на случай, если этот мерзавец решит распустить руки»), я освежил в памяти предъявленные ему обвинения с помощью одностраничного полицейского протокола. Однажды вечером несколько недель назад Дариус попросил у своего отца немного денег на сигареты. Отец ему отказал. Разразился скандал, и Дариус швырнул в отца пластиковым подносом, промахнувшись на пару метров. Когда они с отцом сцепились, Дариус толкнул его на диван, после чего схватил из лежавшего рядом отцовского кошелька пятерку и убежал. Отец вызвал полицию, и Дариусу предъявили обвинения в краже. Первый звонок из полицейского участка, а точнее, первый звонок, сделанный от его имени, был адресован компании «Керес и Ко». Стало понятно, что они неплохо постарались. Так как домашним адресом Дариуса был дом его отца, то в полиции его оставили под стражей. Так как мистер Керес не удосужился найти для своего подзащитного другой адрес, куда бы его могли выпустить до окончания судебных разбирательств, магистраты на предварительном слушании оставили Дариуса под стражей, где он и оставался большую часть месяца до встречи со мной. Я узнал, что скотина Керес даже не удосужился прийти к Дариусу в тюрьму, не говоря уже о том, чтобы заполучить для своего уязвимого юного клиента место в общежитии для временно освобожденных из-под стражи. Он не поговорил с прокуратурой, чтобы попытаться убедить их не предъявлять обвинения с учетом всех крайне печальных обстоятельств. Дариуса, которому посоветовали не давать каких-либо комментариев на допросе, не попросили рассказать Кересу свою версию произошедшего в тот вечер. Никаких важных документов, таких как данные медицинского или психиатрического заключения, получено не было. Тюрьму не проинформировали о том, какие лекарства принимает Дариус. Не были запрошены услуги посредника, который помог бы Дариусу взаимодействовать со мной или с судом. Керес просто оставил этого парня гнить в его мире нескончаемой тишины. Когда Дариус с налитыми кровью глазами плюхнулся на стул напротив меня, я изо всех сил старался сдержаться, чтобы не задать так и напрашивавшийся вопрос: «Почему они?» Между тем надо было решать куда более срочные вопросы. В течение следующего часа он с помощью жестов и слов рассказал мне, насколько это было возможно, о своей жизни. Когда речь зашла о предыдущих судимостях, его приверженность Кересу стала понемногу проясняться. Он всегда работал только с ними, с тех пор как они подошли к его отцу в суде по делам несовершеннолетних и успешно втюхали ему свою лабуду. Он попросту доверял этому милейшему мистеру Кересу, который всегда убеждал Дариуса признавать свою вину в магистратском суде независимо от того, сделал ли он это на самом деле или нет, «потому что так будет лучше для всех». Керес никогда не договаривался о присутствии на суде «переводчика» – Дариус просто полагался на слова мистера Кереса по окончании слушаний о том, что было сказано и признано от его имени. Подобный коммуникационный канал, очевидно, был далек от совершенства: за причиненный ранее в этом году материальный ущерб Дариус получил условный срок, и теперь ему грозило обвинение в нарушении его условий. Я ему об этом сказал, и для него это оказалось полным сюрпризом.