он посмотрел на Хану, маленькую и хорошо сложенную, на нежные изгибы ее тела, длинные волнистые каштановые волосы, небрежно собранные в узел. Мысли его уже занимали сладкие шипы этой нежной розы, выглядевшей такой невинной и покорной. Может, девушка и не писаная красавица, но определенно очень привлекательна. Есть в ней что-то от маленького дикого зверька, этот ее смелый взгляд, ладное тело – в нем уже разгоралось желание. Ну что ж, вполне возможно, этим летом ему будет тут и не так уж скучно, появился стимул продержаться бесконечный летний сезон в этой забытой богом дыре. Он улыбнулся, встал, подошел к буфету и налил себе хереса. Девушка и вправду хорошенькая. Чертовски хорошенькая. Миленькая игрушка.

Хана отчетливо помнит тот первый день. Но уже сентябрь 1947 года, и она чувствует себя куда уверенней. Она много трудилась все лето, а заодно наслаждалась предвкушением перемен. Все оказалось совсем несложно: дон Игнасио бегал за ней как привязанный. Однажды во время отлива, провожаемая неодобрительным взглядом доньи Эльвиры, она отправилась с ним прогуляться к скиту Святой Хусты – удивительному святилищу в каких-то нескольких десятках метров от “Голубого дома”. Это место располагалось неподалеку от пляжа – расщелина в утесе, прямо под полуразрушенной башней, которую Хана увидела в первый день. Потом она узнала, что башня называется Сан-Тельмо, – средневековая постройка, которой суждено исчезнуть.

Прогулка оказалась на редкость плодотворной: дон Игнасио поведал Хане, что очень доволен ее работой и собирается нанять ее на всю зиму, в семейное поместье в Сантильяне-дель-Мар. Разумеется, за пылкими похвалами последовал долгий поцелуй, влажный и страстный, надежно укрытый от чужих взглядов за изгибами скал. Все шло как по маслу. Хана надеялась, что не потеряет голову. Но честолюбие способно заставить забыть обо всем.

Хана еще не отдалась молодому господину. Она не так глупа. Клара наставила ее, что надо дождаться, когда тот обезумеет от желания. Спешка ни к чему, если хочешь, чтобы мужчина уважал тебя и пытался спрятать от взглядов себе подобных. Главное – спокойствие. Пусть пламя как следует разгорится.

Огромный потенциал, и он растрачивается. Черт возьми, мы вкалываем на фабриках и в ресторанах, гнем спину в офисах.

Нас дразнят, рекламируя одежду.

Мы работаем в дерьме, чтобы купить дерьмо, нам не нужное.

Мы – пасынки истории, ребята.

Мы не востребованы. Ни тебе Великой войны, ни Великой депрессии.

Наша война – война духовная. Наша депрессия – наша судьба.

Телевидение внушило нам веру в то, что все мы станем миллионерами, звездами кино и рок-н-ролла.

Все вранье, и мы начали это осознавать.

И это приводит всех в ярость.

Речь Тайлера Дердена (в исполнении Брэда Питта) в фильме “Бойцовский клуб” (1999)

Рыночная площадь Сантильяны-дель-Мар встретила благодатным влажным молчанием. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был стук дождя, барабанившего по неровной каменной поверхности и водостокам. Одно из величественных зданий, с аркадой полукруглых арок, балконом с коваными решетками в обрамлении цветов и с национальными флагами, явно занимала мэрия.

Но Сабадель, Редондо и Оливер Гордон направились к противоположной от мэрии стороне площади. Вот и старинный особняк семьи Барреда-и-Брачo, постройка явно городского типа, в отличие от соседних зданий, а огромный герб подчеркивал его представительность, аристократизм. Фасад, если не считать герба и четырех консольных балконов, был элегантно прост.

Валентина нажала кнопку современного видеофона, показавшегося ей совершенно неуместным. Ответила молодая девушка, и, едва лейтенант Редондо представилась, раздался щелчок и дверь приоткрылась.

Не мешкая, Валентина толкнула дверь, желая побыстрее укрыться от дождя. Они очутились в просторном холле, который в прежнюю эпоху, скорее всего, использовался как стойло для лошадей. В жилую часть здания вела внушительная каменная арка.

Навстречу им вышла девушка, ответившая на звонок, – судя по всему, прислуга. Она провела посетителей в маленькую уютную гостиную, заставленную креслами и диванами охристого оттенка с цветочным узором, пестрая мебель и дубовый паркет смягчали суровость каменных стен. Валентина попросила Оливера подождать в холле – на случай, если им сообщат конфиденциальную информацию. Оливер кивнул. Что ему еще оставалось?

В гостиной открылась боковая дверь, обрамленная остроконечной каменной аркой. Появился мужчина лет сорока, крепкий и жизнерадостный, одетый явно дорого, но как-то неряшливо. Он направился к гостям, протягивая руку.

– Добрый день, я Исан Саэнс Чакон. Горничная сказала, вы из полиции. Я подумал, что плохо припарковал машину, но потом вспомнил, что она в гараже, так что расскажите, чему обязан визитом, – сказал он с искренним интересом.

Валентина представила себя и Сабаделя и сразу перешла к занимавшему их вопросу. Она постаралась изложить все так, будто они заняты расследованием, связанным с искусством, а не серией убийств.

– Сеньор Саэнс, мы расследуем дело, в центре которого Тлалок, мезоамериканский бог удачи. Он изображен на барельефе над дверью дома Кеведо, некогда принадлежавшего вашей семье. Мы бы хотели узнать, есть ли у вас информация об этом языческом божестве или, может, о его значении для семейства Чакон.

На лице хозяина отобразилось облегчение, словно его успокоила причина их визита.

– Ну вы меня застали врасплох… Языческое божество? По правде говоря, меня никогда о таком не спрашивали. Я знаю, что мой дед, вернувшись из Мексики, распорядился поместить это странное существо на стене дома рядом с коллегиальной церковью, но я понятия не имел, что это какой-то Тлалок. В детстве мама мне рассказывала, что он символизирует удачу у народов майя или что-то такое и что из Мексики ее родители привезли несколько фигурок, из которых сделали подвески, пресс-папье и прочие вещицы.

– А что-то из этого сохранилось?

– Боюсь, с этим будет непросто. Я могу, конечно, распорядиться поискать в чуланах и спросить у мамы, но память у нее уже не та… У нее Альцгеймер, так что придется проводить изыскания во всем доме.

– Ясно. А вашу мать зовут…

– Долорес. Долорес Чакон.

– Хорошо, спасибо. – Валентина сделала запись в блокноте. – А вы не припомните, не было ли такого, что какая-то из фигурок вдруг исчезла? Или, может, какую-то фигурку подарили родственникам или друзьям?

– По правде говоря, без понятия. Могу только сказать, что эти штуковины валялись по всему дому, так что наверняка они сейчас где-то в старых вещах. Наша семья владеет этим домом уже более шестидесяти лет, так что количество хлама должно быть впечатляющим. А могу я узнать, почему вас интересует эта ерунда? Только не говорите, что Рожищу стащили!

– Рожищу?

– Ну, мы в детстве так называли это чудище на доме Кеведо. Я слышал, что