— Да хранят тебя Темные Магистры, мальчик! – с чувством сказал призрак. – Я-то полагал, что остался совсем один и помощи ждать неоткуда. А в сновидения живых я теперь не ходок, вот в чем загвоздка. Только и могу, что присниться, кому пожелаю, да и то при условии, что сновидец сам этого хочет. Удобно для общения с внуками и встреч со старыми друзьями, но здесь, в Тубуре, бесполезное умение. Местные жители со мной ни во сне, ни наяву разговаривать не желают. К твоему учителю я уже просто так, от отчаяния пришел, все-таки он самый разумный и покладистый сновидец во всем Вэс Уэс Мэсе. А я не привык сдаваться. В безнадежной ситуации лучше совершать нелепые поступки, чем вовсе ничего не делать, это я знаю твердо.

— А вы тоже думаете, что Кегги Клегги в беде?

— Я не думаю. Я знаю. И имя беде — Чанхантак. Из-за этой грешной игры я в свое время уехал из Тубура и детей увез. А что толку, правнучку мой переезд не спас. Будь проклят день, когда Датчух Вахурмах оставил в Уэсе свою Сонную Шапку! А несчастных дурачков, принявших его дар, даже проклинать бессмысленно. И без моих проклятий влипли – хуже некуда.

— Вы мне все объясните? – спросил я.

— Будь уверен. Даже если слушать не захочешь, все равно придется. Ты — моя единственная надежда.

— А вы – моя. Я пока не понимаю, с какой стороны за это дело приниматься. Только и выяснил, что Кегги Клегги сама очень хотела «сгинуть», — так мне Еси Кудеси сказал. И добилась успеха.

— Еще бы она не хотела, — вздохнул Эши Харабагуд. – Многие талантливые сновидцы в молодости только о том и мечтают. Призвание, помноженное на великую страсть. А девочку еще и воспитывали соответствующим образом. Дескать, жизнь наяву не для тебя, и мечтать не смей, потому что иметь в каждом поколении хотя бы одного выдающегося сновидца – дело чести семьи. И раз твои бестолковые братья во сне даже собственные имена вспомнить не могут, значит, тебе за всех отдуваться. Я пытался втолковать Кегги Клегги, что сила настоящего сновидца в том, что одна его нога всегда твердо стоит на земле, а сердце честно поделено пополам между сновидениями и явью; выбрать что-то одно – себя обокрасть. Но я не мог оставаться рядом с ней все время, и родительское влияние в итоге оказалось сильнее. Стоило увозить детей на другой континент, чтобы уже в головах внуков закипела та же каша из романтических бредней, что под шапками их бестолковых чирухтских предков... Впрочем, ладно, что сделано, то сделано. Хоть сам Мир посмотрел, да и полезного совершил немало, — неожиданно заключил он. – А девочку мы с тобой теперь обязательно вытащим – если уж судьба чудом нас свела.

— Вот и мне кажется, что чудом, — кивнул я. – Даже не верится. Знали бы вы, сколько раз я уже успел проверить, не снится ли мне этот наш разговор! А теперь расскажите, что такое Чанхантак – если уж это, как вы говорите, имя беды.

— Но перевод-то тебе, надеюсь, не нужен? Сам понимаешь, в чем смысл?

— До какой-то степени. Слово составлено из глаголов «брать» и «смотреть» в ненастойчиво-повелительном наклонении, следовательно...

— Ну вот, а говоришь – «до какой-то степени». Все ты прекрасно понимаешь. «Бери и смотри».

— Все-таки без привычных грамматических форм я теряюсь. Язык-то чужой, и меня учили обязательно соблюдать все правила. Я твердо усвоил, что, скажем, без вступительного «как будто» любая словесная конструкция лишается смысла. Не говоря уже о порядке слов и обязательном интонационном рисунке каждой фразы.

— Ох уж мне эти учителя, — добродушно ухмыльнулся призрак. – Как же они любят все усложнять! Забывая при этом, что любой язык, в том числе хохенгрон, – просто инструмент человеческого общения. А люди несовершенны и привносят свое несовершенство во все, что делают. Своевременное понимание этого простого факта значительно упрощает жизнь. И позволяет избежать как лишних трудов, так и множества ошибок.

Великодушно дав мне время переварить эту революционную концепцию, Эши Харабагуд наконец принялся рассказывать.

— Чанхантак – это игра. Великая Тубурская Игра, как ее здесь все называют. Любимое развлечение, главная страсть и подлинный смысл жизни большинства тубурских сновидцев. В первую очередь жителей Вэс Уэс Мэса, но не только их. Принять участие в игре может любой совершеннолетний человек, будь он коренным тубурцем или любопытствующим странником, Сонным Наездником, неопытным учеником вроде тебя или полным болваном, за всю жизнь ни одного сна не запомнившим. Зовут играть, понятно, не всех. Строго говоря, вообще никого не зовут, в этом деле у нас каждый за себя. Поэтому приготовления всякий раз ведутся втайне. Но если сумел вызнать время и место новой игры, никто тебе слова поперек не скажет – присоединяйся, имеешь полное право.

— А в чем смысл игры? – нетерпеливо спросил я.

Вообще-то обычно я веду себя гораздо сдержанней. И уж точно не стану перебивать собеседника. Но в ту ночь меня натурально трясло от возбуждения. Можно, конечно, сказать, что я предчувствовал грядущий успех или просто поддался азарту поисков. Но я думаю, все дело в том, что Великая Тубурская Игра уже тогда взяла меня в оборот. Потому что Чанхантак, как и всякая настоящая игра, начинается задолго до того, как сделан первый ход. Философ сказал бы сейчас: «в час рождения игрока» — и был бы по-своему прав. Но на практике обстоит иначе. Уверен, лично я вступил в игру в тот момент, когда невежливо перебил Эши Харабагуда и вдруг заметил, что руки мои дрожат, как на первом вступительном экзамене и еще когда сэр Макс предложил мне работу в Тайном Сыске — больше я так не волновался.

Призрак тоже заметил мое состояние и удивленно покачал головой:

— Эк тебя разобрало. Смысл игры в Чанхантак состоит в том, что победитель получит Сонную Шапку Датчуха Вахурмаха, а остальные игроки – ее точные копии. И никто не узнает, какой шапкой завладел, пока не уснет.

— Я правильно понимаю, что Сонная Шапка Датчуха Вахурмаха – это очень круто?

— Неправильно. Но твою точку зрения разделяют все мои бывшие земляки. А если кто думает иначе, то помалкивает. Или уезжает отсюда, как я, устав спорить и не в силах безучастно наблюдать, как близкие друзья один за другим устремляются в бездну. Но таких, уверяю тебя, очень мало.

Немного помолчав, Эши Харабагуд сказал:

— Боюсь, без исторической справки тут не обойдешься. Ладно, слушай. Датчух Вахурмах жил примерно восемь тысяч лет назад и был самым могущественным сновидцем Чирухты. Если и были те, кто его превзошел, они окружили свои деяния тайной, поэтому сведения о них до нас не дошли. А о Датчухе Вахурмахе, к примеру, доподлинно известно, что он увидел во сне Пустую Землю Йохлиму и так полюбил яростные песни ее безумных ветров, что заставил свое сновидение овеществиться. А ведь прежде в тех местах было царство Джангум-Варахан, богатая и густонаселенная, если верить старинным хроникам, страна, чьи величественные города притягивали взоры самых искушенных путешественников, а быстроходные корабли держали в страхе всех прочих моряков, кроме разве что угуландских колдунов и арварохцев, которых хлебом не корми, дай лишний раз умереть в бою. Ближайшие соседи джангум-вараханцев постоянно пребывали, как говорится, в тонусе; доподлинно известно, что даже гордые чангайцы исправно платили им дань, хотя нынче их историки предпринимают невероятные – и нелепые, на мой взгляд – усилия, чтобы изъять эту информацию если не из исторических хроник, то хотя бы из школьных учебников. Нравы и обычаи джангум-вараханцев, судя по немногочисленным сохранившимся свидетельствам, оставляли желать лучшего, однако в тот день, когда Джангум-Вараханское царство бесследно исчезло с лица земли, уступив место гибельным пустошам, населенным лишь ветрами да миражами, никому в голову не пришло утверждать, будто джангум-вараханцы получили по заслугам. Одно дело поражение в войне, эпидемия или еще какая беда. И совсем другое – кануть в небытие по прихоти безмятежного сновидца из маленькой горной деревушки Уэс, который счел, что сумрачные пустоши милее его сердцу.