Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ого! Это ведь приравнивается к званию Героя Советского Союза. Завтра встреться с обоими и пообещай всё, что попросили. Ну, вот, почти приехали. Марк Янович, мне сейчас нужно с генералом пообщаться, а ты можешь в УПИ в столовую сходить. Встречаемся вот здесь, на остановке. Если меня не будет — подожди, но долго я задерживаться не собираюсь, — уже на ходу раздал указания Тишков.
Генерал напомнил Штелле о Брежневе. Такие же кустистые лохматые брови, зачёсанные назад волнистые каштановые волосы, правда, чуть короче подстрижены. И пухленькое располагающее лицо. Наверное, тоже любимец женщин.
— Ну, проходи. Садись, — после крепкого рукопожатия указал Тихончук Михаил Павлович на стул в огромном светлом кабинете.
Пётр огляделся. Фотографии Жукова и Ленина, ещё какого-то маршала. Такие же встроенные шкафы из дурацкого лакированного шпона. А вот пара кресел в углу у журнального столика — вполне, не потеряются и в XXI веке.
— Ты, значит, и есть новый Макаренко. Хочешь из Суворовского училища колонию для несовершеннолетних преступников сделать? — встав за спиной севшего на стул Петра, чуть не закричал генерал.
Как там в сериале «Год культуры»? «Что-то мы с вами не с того начали». Нужно ситуацию спасать.
— Товарищ генерал-майор, у вас есть магнитофон? — Не поворачиваясь, спросил Штелле.
— Магнитофон? — сбился с пафоса Михаил Павлович.
— Ну да. Катушечный магнитофон.
За спиной перестали сопеть. Потом чуть не строевым шагом невидимый генерал прошёл до двери, и чуть приоткрыв, рявкнул:
— Лейтенант, магнитофон сюда из красного уголка. Бегом.
Пётр обернулся. Товарищ Тихончук стоял у двери и рассматривал посетителя.
— Неожиданное начало.
— Хочу, чтобы вы послушали кое-что, — Тишков достал из пораненного несостоявшимся убийцей портфеля катушку с военными песнями.
Магнитофон был лучше их «Яузы». Назывался он Aidas («Эльфа-20»). Где-то в Прибалтике, наверное, сваяли. Прежде чем поставить кассету, Пётр посмотрел головку — вся в коричневом налёте.
— У вас водка есть? И кусочек ваты.
Генерал хмыкнул и снова промаршировал до двери.
— Лейтенант! Бутылку водки и аптечку.
Протерев головку, Пётр заправил плёнку и включил. Первой была записана песня «С чего начинается Родина». Тонкий высокий голос Марии Нааб явно превосходил голос Бернеса, и пела она душевнее. Да и должна петь эту песню девочка, а не старик. Песня Вениамина Баснера на слова Михаила Матусовского появится через год в фильме «Щит и меч». Пусть товарищи новую напишут — может, и не хуже у них выйдет.
Без перерыва грянул «Десятый наш десантный батальон». Генерал напрягся.
Булат Окуджава всё же великий человек, только за эту песню ему стоит поставить памятник. А что ему Советская власть не нравилась — так чёрт бы с ней. Все ведь время от времени её ругали. Но вот ругать её можно только здесь, в этой стране, а Шалвович её поносил прилюдно в Париже. Этого прощать нельзя. Поэтому, выдавая песню за свою, Петр не терзался даже малейшими муками совести. Фильм «Белорусский вокзал» ещё и в проекте не появился. Пусть новую пишет — меньше будет времени по Парижам разъезжать.
После четвёртой песни про мать, которая увидела сына на экране, генерал заплакал. После пятой выбежал из кабинета и рявкнул лейтенанту:
— Три стакана и булку чёрного хлеба.
После двенадцатой — а это был «День победы» в исполнении Юрия Богатикова — растёр по лицу слёзы. Налив в стаканы выше половины, один прикрыл горбушкой чёрного хлеба, второй вылил в себя, а третий сунул Петру дрожащей от волнения рукой.
— Пей! За Победу! Кто автор? — чуть не зло уставился на Штелле.
— Можно я только чуть-чуть? Мне ещё с председателем Облисполкома встречаться, — взял стакан с водкой Пётр.
— Пей! Объяснишь!
Пришлось выпить тёплую противную водку и закусить отломанным от буханки куском чёрного хлеба.
— Кто эти песни написал? — снова размазал по лицу слёзы и пролитую на руку водку генерал.
— Я — слова, а приёмная дочь музыку помогла написать, — Машу Нааб он ещё не усыновил, но отец девочки вчера умер. Пётр узнал об этом ещё утром, но ничего никому из близких говорить не стал. Приедет — разберётся.
— А поёт первую песню, и ещё про колоколенку — кто?
— Маша и поёт, она музыку в основном писала. Я — слова. Кроме песни «Журавли», это перевод поэта Расула Гамзатова. Я там только гусей на журавлей поменял — рифма не подходила.
— И работаешь первым секретарём горкома? — справился с собой начальник училища и разлил по второй. Вернее, себе налил. Потянулся с бутылкой к стакану Петра, но передумал и поставил бутылку подальше на подоконник, — Мне ещё совещание с преподавателями проводить.
— Значит, хочешь Суворовское училище в вашем Краснотурьинске открыть? — отщипнув от разорванной буханки небольшой кусок и прожевав его, уже почти спокойным голосом продолжил Михаил Павлович.
— Небольшой филиал вашего. В классе или группе по 25–30 человек. Туда отправлять детей из неблагополучных семей. Что плохого в том, что несколько сотен детей вырастут не преступниками, а офицерами? — встал Пётр и чуть наклонился к генералу, нависнув над ним. Это товарищ Тихончук думает, что он большой начальник, а ведь всё наоборот: он — глава немаленького города, а генерал — всего лишь руководитель небольшого училища. Уровень директора школы.
— Песню «День Победы» нужно, чтобы хор исполнял. У нас есть хор в училище, — чуть сжался собеседник.
— Мысль сейчас у меня появилась интересная. Я вам оставлю текст и аранжировку этой песни. Вы своим хором разучиваете её и приезжаете в Краснотурьинск 22 февраля. Репетируете с нашим оркестром и солистом, а 23 февраля выступаете во дворце. Я пригласил несколько ответственных работников из обкома, в том числе и Алексея Афанасьевича Добрыдень. Посмотрите Краснотурьинск, пообщаетесь с нашими ветеранами. Я ещё хочу пригласить режиссёра с Уральской киностудии и оператора хорошего. Если они наш концерт запишут, то потом его можно и у вас в училище показать, и вообще даже по телевизору.
— У меня друг есть среди режиссёров. Рымаренко Леонид Иванович. Он одно время, особенно во время войны, занимался учебными фильмами для армии. Сейчас про природу снимает — говорит, беречь надо её. На днях вот виделись, на