о целях и интересах и нуждах Британской империи, о принадлежащей Великобритании сети железных дорог, протянувшейся с запада на восток Африки, и, наконец, о давнем договоре с одной европейской державой, которая намечала границы будущих колоний и сферы интересов, которые необходимо вырезать из огромной туши Африки. Эта европейская держава была настроена дружелюбно. И все же существовали и интересы Британской империи; существовал старый договор, подписанный одним беспечным послом за красным вином и разноцветными рюмками ликеров.

«Варанга, – думал сэр Чарльз, – и непостижимо могущественное влияние Ди-Ди в этой сфере… старый бессмысленный договор… и, поскольку даже самые лучшие стремятся к чему-то, грезы о титулах…»

Сэр Чарльз хранил молчание. Он размышлял. Он пытался развить и собрать воедино хаотичные мысли. В одно мгновение место друга занял практичный дипломат.

– Да-да, – наконец произнес он, подозрительно растягивая слова, что могло свидетельствовать о чем угодно. – Очень интересно, я уверен, мой дорогой Махмуд…

Он продолжал вести себя учтиво, вежливо, дружелюбно. Но произошли едва уловимые душевные изменения, и второй мужчина, семит, тонко чувствовавший глубину души другого, заметил это и спрятал улыбку. Вот уже много лет он следовал непостоянным, постепенно меняющимся правилам европейской игры на африканской шахматной доске, и – повторяя его собственную, весьма метафоричную присказку – когда дело доходило до африканской политики, он «слышал, как кашляет блоха».

Таким образом, несмотря на пользу, которую послание принесло в эти самые пятнадцать минут, кодированное сообщение, доставленное сэру Чарльзу из Министерства по делам колоний, могло с тем же успехом лежать на виду. Араб закурил сигарету и продолжил медленно потягивать кофе; затем, с тщательно изображаемой непосредственностью, он поведал сидящему напротив о событиях, произошедших в Варанге, окончив фразу следующими словами:

– Поэтому я повторяю, нам нужна ваша помощь, чтобы найти убийц и отдать их в руки правосудия. Если мы потерпим поражение, местные жители потеряют доверие, и их сможет переманить на свою сторону…

– Чартерная компания?

– Вы сами это сказали. Так вы нам поможете?

Он был полностью готов к тому, что сэр Чарльз ответит: по роду своего служебного положения он не имеет права вмешиваться.

– Конечно, у вас нет полномочий, – согласился Дауд. – Варанга – страна независимая, во власти местных вождей…

– Под… эээ… опекой Ди-Ди? – осторожно предположил сэр Чарльз.

Араб легонько подмигнул, и губернатор улыбнулся.

– Предположим, что… – помедлил он, поглаживая гладкие, медового цвета усы, и вновь улыбнулся; и тотчас араб понял, что настал подходящий момент, и, будучи готовым ко всему, он раскрыл карты.

– Вы задумывались о влиянии Ди-Ди на жителей Варанги? – спросил он.

– Да.

– А… – араб понизил голос, – все из-за головы – высушенной человеческой головы джу-джу, это очень действенный амулет!

– Влияние…

– Да. Ди-Ди. Но полагаю, Ди-Ди следовало бы окрасить этот старый амулет в цвета Юнион Джека?

– Блестящая идея! Только вышло так, существует некий старый договор, Махмуд, о котором вам ничего не известно…

– О котором мне известно все! – спокойно перебил араб. – Договор с одной европейской державой – державой, которой, между прочим, принадлежит Чартерная компания.

– Верно, – признался сэр Чарльз.

И вновь араб многозначительно подмигнул.

– Ответьте мне, – попросил он. – Разве Великобритания не придерживается нерушимого правила защищать слабые независимые государства против внешней агрессии, а также против безжалостного вмешательства корпоративных интересов, таких как, – пропел он, – Чартерная компания?

– Все верно. Но для того, чтобы столь слабые и независимые государства могли опереться на сильное плечо Великобритании, они должны продемонстрировать… что ж, доводы к существованию, постоянство, уровень развития цивилизации, определенную политическую стабильность – иными словами, нечто, чего едва ли достигли африканские дикари и их вожди.

Последовала пауза. Затем обычное арабское:

– Что вы думаете о моем народе? Разве они – дикари без цивилизации, без выдержки и политической стабильности?

– Нет.

Как говорится, грек услышит грека; и несколько минут они беседовали приятным, неторопливым полушепотом.

Полчаса спустя Махмуд Али Дауд покинул резиденцию губернатора и шутливо поклонился, согласно восточным обычаям, высокому строению, которое казалось серым пятном на желтоватой наготе площади, расположенной рядом с часовней Отцов Иезуитов; в это время сэр Чарльз Лейн-Фокс послал за своим адъютантом и несказанно обрадовал этого веселого молодого бритта, объявив о намерении взять небольшой отпуск.

– На какой срок, сэр?

– Еще не решил. Я уезжаю завтра, Мулинье.

– Отправитесь в Англию, сэр? – осведомился адъютант, в глубине души мечтая о коротких рабочих днях, долгих часах развлечений и джимкане, устроенной в честь розовощекой, с глазами цвета фиалки девушки, недавно прибывшей из графства Суссекс с визитом к своему дядюшке, майору Петерсону из гаусских канониров.

– Нет. Отправлюсь ненадолго в глубь материка, в сафари – большая охота, требующая отваги.

– Надеюсь, вы хорошо проведете время. Будут особые пожелания, сэр?

– Возвращайся через час. Отправь каблограмму в Министерство по делам колоний.

– Закодированную, сэр?

– Да. Но я сам позабочусь о шифре, Мулинье.

– Спасибо, сэр.

И на следующий день, после обеда, морщинистый и краснолицый йоркрширский кавалер, в руках которого находилась судьба Министерства по делам колоний, на Даунинг-стрит, в Лондоне, прочитал каблограмму, скрипя зубами, и заявил, обращаясь к портрету Дизраэли, лорда Биконсфилда: «Ей-богу! Неужели в этой старой проклятой империи все еще остались конструктивные империалисты?» А в это время вдалеке от маленького прибрежного городка на юго-западе Африки – который со стремительной внезапностью тропиков растворялся в пурпурно-сером водовороте джунглей, лесов и колючих кустарников, – покачиваясь, быстрым, широким шагом, поступью человека, не раз преодолевшего долгий путь, шел губернатор.

Он был один, но этот факт не вызвал ни разговоров, ни любопытства. Скитание в одиночестве в глубине материка, без сопровождения носильщиков или оруженосцев, уже давно стало присущей именно ему привычкой.

На второй день путешествия, поздно вечером, он встретил перепачканного пеплом дервиша с курчавыми волосами и диким взглядом – своеобразного мусульманского невежду-священника, который смотрел на путешественника во все глаза из зарослей душистого коричного дерева и возглашал:

– Ассалям алейкум!

– Уаалейкум ассалям! – незамедлительно последовал учтивый ответ.

Негромкий вопрос, ответ, а потом губернатор исчез за небольшим навесом из пальмовых листьев, прекрасно гармонировавшим с густым подлеском, и несколько мгновений спустя показался вновь в священной небрежности, уже в качестве истинного собрата первого дервиша.

– Сэр Чарльз… – начал первый дервиш.

– Больше не сэр Чарльз! Отныне я Хаджи Отман ибн Отман Эль-Йезди, человек весьма образованный, хорошо сведущий в Коране и Хадисе, последователь великого святого Абу Ханифа и твой брат по общине Махмуд!

– Ох… Махмуд? – улыбнулся другой.

– Да. И тебе вовсе незачем менять имя. Оно весьма распространено среди вас, арабов, как фамилия Кэмпбелл в районе Северо-Шотландского нагорья.

И, правильно выговаривая носовые, гортанные звуки и тем самым немного шокируя араба, англичанин нараспев произнес