– Конечно. Он привык сражаться за мяч. Смотри.

Мэтт уже вставал, поправляя футболку, надетую поверх защиты, а поднявшись, снова посмотрел на меня, и мой пульс ускорился. Он дотронулся указательным пальцем до кончика носа, и мое сердце растаяло от этого жеста. Ведь он использовал наш тайный сигнал.

Но затем Мэтт повернул голову и посмотрел на кого-то еще. Мое сердце забилось еще быстрее. На кого он смотрел? Имела ли я право ревновать его? Ведь сама всю последнюю неделю провела в объятиях Миллера. Но я все равно проследила за взглядом Мэтта.

И поняла, что он смотрел на свою мать. А миссис Колдуэлл не сводила взгляда с меня и улыбалась. Я тут же отвернулась. Я не знала, что это могло означать. Мэтт говорил, что она видела меня на похоронах дяди. Могла ли она сейчас узнать меня? Было ли ей известно, что я разбила сердце ее сыну? И почему в таком случае она улыбалась?

– Я очень надеюсь, что им удастся заработать сразу два очка, если они забьют гол в ворота, – сказала Кеннеди. – Только вот Прескотт ни фига не умеет забивать.

– Откуда ты так хорошо разбираешься в американском футболе? – спросила я, надеясь, что разговор поможет мне отвлечься и не думать о наблюдающей за мной миссис Колдуэлл. Но когда я снова взглянула краем глаза на маму Мэтта, то увидела, что та продолжила следить за игрой.

– Мы с папой смотрели матчи каждое воскресенье.

Я поджала губы. Мы не любим говорить о том, что потеряли. Но когда Кеннеди рассказывала мне что-то о своем отце, я чувствовала, как это еще сильнее сближало нас. Я была достаточно близка с Мэттом, Миллером и Феликсом. Но только Кеннеди знала, каково это – лишиться близкого человека. Постой. Но у Мэтта ведь умерла тетя. Однако я не хотела об этом думать. Так как не знала, было ли что-то из сказанного им правдой. Он был лжецом. Он просто играл со мной. Как я играла с Феликсом? Боже, мне казалось, что у меня сейчас взорвется голова.

Кеннеди вскочила и начала кричать, как сумасшедшая, когда наша команда забила гол. И я тоже закричала вместе с ней. По большей части, потому что кричать во всю глотку было так здорово. А может, потому что всеобщий восторг так легко заражал.

К перерыву счет был 19:7 в нашу пользу. Мы могли бы набрать и 21 очко, но Кеннеди была права. Прескотт совершенно не умел забивать. Он промазал. Трибуны быстро опустели.

– Куда все подевались? – спросила я.

– Наверное, пошли купить что-нибудь поесть. Или в туалет.

Я почувствовала себя глупо, потому что думала, все отправились на какое-нибудь странное собрание, чтобы встретиться с выпускниками школы. Но еда и туалет казались наиболее логичным вариантом.

– Ты не голодная?

– Нет. А ты?

Я покачала головой.

– Так что там у вас с Миллером? – спросила Кеннеди.

Я была рада, что стало довольно тихо, и нам больше не приходилось кричать.

– Это так очевидно?

Она улыбнулась.

– Нет. Я вообще-то пошутила, потому что это же его работа – не сводить с тебя глаз. – Она обернулась и помахала Миллеру рукой. – Зато теперь я кое-что узнала.

Я схватила ее за руку и развернула к себе.

– Он единственный в квартире Пруиттов, кто не ведет себя как монстр.

– А я думала, что ты немного поладила с Сатаной.

«Сатана» было новым прозвищем, которое Кеннеди дала мистеру Пруитту.

– Даже не знаю. Иногда он кажется милым. Иногда ведет себя грубо. Я вообще не знаю, что у него на уме. Но я все равно чувствую, что чужая им.

– А Миллеру ты не чужая?

– Нет. – Это слово прозвучало скорее как вопрос, чем утверждение.

Кеннеди рассмеялась и поплотнее запахнула свою тонкую демисезонную куртку. Я мысленно напомнила себе, что нужно отдать ей одну из моих новых курток.

– Он тебе никого не напоминает? – спросила она.

– Что?

– Бруклин, он же так похож на Мэтта, только выглядит немного старше.

– Не похож.

– Эм… еще как. Тот же Мэтт, только на пару лет взрослее и с каштановыми волосами.

Я оглянулась и посмотрела на Миллера. На его широкие плечи. На беззаботную улыбку. Мэтт больше уже не улыбался так. Я быстро отвернулась.

– Не вижу никакого сходства.

Но это было ложью. Я заметила это. Разве не поэтому я каждый вечер забиралась к нему в постель и позволяла обнимать себя?

На поле вышел оркестр марширующих музыкантов, и говорить стало сложнее. Но Кеннеди это не смутило.

– Я уверена, что Миллер играл в футбол, когда учился в школе, – сказала она.

Я покачала головой. Да, возможно, Миллер внешне немного походил на Мэтта. Но на этом сходство заканчивалось. Миллер был совсем другим. И свои мышцы он накачал не в спортзале, а работая грузчиком до того, как устроился к мистеру Пруитту. Он сам мне об этом рассказывал. Миллер не был самоуверенным. Он не обладал особыми привилегиями. Он был настоящим. Как и я.

– У вас все серьезно? – спросила Кеннеди.

Я пожала плечами.

– Он знает, что мне все еще нравится Мэтт.

– Ты по-прежнему любишь Мэтта после всего, что он сделал?

– Я этого не говорила.

– Да. Однако я вижу, что это так. Бруклин, он все это время скрывал отношения с тобой, так как не хотел, чтобы Джеймс узнал про его шашни с Рейчел. Он врал тебе. Он…

– Строго говоря, он не врал. Просто не сказал правду.

Кеннеди покачала головой.

– Без разницы.

– Сейчас ты прочтешь мне лекцию о том, что предупреждала меня по поводу «Неприкасаемых»? О том, что такие парни не станут связывать свою жизнь с девчонками вроде нас?

– Что? Нет. Никаких лекций. Я просто за тебя переживаю. Это так странно: сначала ты призналась в любви Феликсу, потом, в тот же день – Мэтту, а теперь, несколько дней спустя, уже встречаешься с Миллером? Я правда за тебя беспокоюсь.

Я прикусила нижнюю губу.

– Что с тобой творится? – спросила Кеннеди.

Я хотела ответить ей, что она знала меня ненамного лучше всех этих парней. Но это было бы неправдой. Кеннеди меня прекрасно знала. А вот я сама никак не могла разобраться в своих чувствах.

– Возможно, мне просто очень хочется, чтобы меня любили. Бескорыстно. А я знаю, что каждый из них увлекся мной не просто так. Но когда Миллер обнимает меня, временами я чувствую, что могу на кого-то положиться. Что я не совсем одна.

Кеннеди легонько пнула меня по ноге.

– Но у тебя же есть я! Я люблю тебя. И моя мама тебя любит.

– Только мне