Поднял голову, утёр глаза рукавом и присвистнул:

– Значит, есть, значит, не сказки…

Белые, невесомые деревья будто парили в воздухе. Лёгкие сердечки листьев подрагивали, переливались, искрились. Я снова лёг на спину, раскинул руки и вздохнул.

– Петро, а усталость как рукой сняло, будто не нёсся я по пересечённой местности как бешеный. Слушай, ты рассмотрел, кто там был? Я только что-то серое заметил. Будто огромный ком пыли по двору катался…

– Что его запоминать? – прохрипел ботаник. – Вон он стоит, наш Топотун. Ты назад глянь. Можно было не бежать, всё равно сожрёт. Прости, если что не так.

Сел, несколько минут спокойно рассматривал преследователя.

– Не сожрёт. Не голоден, – хмыкнул я, взглянув на ботаника – вид у него был ещё тот! – Хотел бы сожрать, мы б с тобой сейчас не разговаривали.

– Это он нас так оригинально в гости приглашает – вон, глянь… – Петро кивнул влево. – Рядышком притаился…

Я не сразу заметил Топотуна, настолько органично он вписывался в пейзаж. Как на детских картинках из множества линий – вы помните, игра «найди зайчика» или «найди белочку». На белом листе нарисованы деревья – простыми чёрными линями. Линии переплетаются, деревьев много, и где там среди этого нарисованного леса кто-то притаился – нарисованный зверёк, которого надо найти. Интересно, а где наш «Зайчик», около какого дерева замер?.. Увидел не сразу, просто так и не разглядишь, но «оно» начало двигаться, и я заметил «монстра».

Вблизи существо было совсем нестрашным. Просто кусок тумана, простреливаемый маленькими, едва заметными молниями. Туман находился в постоянном движении, то опускался ниже кустов, то вдруг набирал силу и вырастал выше верхушек деревьев.

Топотун. Теперь, увидев это существо, называть его так было бы смешно. Он внезапно ожил и начал надвигаться. Щупальца тумана выбрасывались к нам из кустов, тут же замирали и вползали назад – в клубящееся марево туманного столба. Мы отползли раз, другой. И тут я психанул:

– Да я что тебе, бревно? Чурка безглазая! Куда ты меня пихаешь?! – Вскочил на ноги, сунул руки в карманы и заорал во всю силу лёгких: – Vade retro, monstrum! Jakob sum! – Сам не знаю, откуда пришли слова, но реакция ботаника насмешила – этот чудик испугался. Лицо у Петро стало бледным, перекошенным, ему едва удалось выговорить:

– Яша… Яша… мы же только договорились… да всё нормально… ну, пойдём, куда он говорит… хуже не будет. Хуже будет, если как Исмаилыча и остальных…

– Заткнись!!! Хватит советов!!! Vade… retro… monstrum!!! Audite, monstrum!

Слова подействовали на туманный вихрь примерно так же, как грозный окрик сержанта на новобранца: вращение остановилось, щупальца втянулись. Я расхохотался – будто по стойке «смирно» вытянулся наш Топотун.

– Ну что, вставай, учёный, пошли, – я вытащил руку из кармана, разжал ладонь и с удивлением обнаружил в ней кругляш, подаренный шаманом. «Ключ-дерево…» промелькнуло в голове. Подарок шамана был на удивление тёплым.

– Сами дорогу будем искать или кликнем провожающего? – спросил я у ботаника, оглядывая окрестности. Комсомолец семидесятых, поняв, что никто его сию минуту не будет рвать на куски, немного ожил, щёки его раскраснелись, на лбу появились капли пота, дыхание стало более шумным. Но, видно, он не до конца пришёл в норму – его обычная любознательность и всезнайство не вернулись.

– Да ну его, такого провожатого! Напровожает, потом будут по лесу куски и милостинки собирать. Слушай, а ты спроси у Топотуна, зачем он там, в охотничьем домике, людей порвал?

– Видно, не по понятиям приняли, – хохотнул я, радуясь, что немного спало напряжение – находиться рядом с этим туманным хищником примерно то же, что в одной клетке с тигром, который пока сыт, но в любой момент у него может разыграться аппетит. – Ну что, потопали, Петруха, пока наш ёжик в тумане притих?..

И мы пошли по дороге в рощу. Стоило нам ступить под сень хрустальных деревьев, как пружинящее покрытие пропало. Узенькая тропка вела между стройных стволов, подлеска не было совсем, идти было легко. Что странно – справа, слева от тропинки то и дело возникали либо озерца с бурлящей водой, либо болотистые проплешины. Тропка петляла по роще, поворачивая вправо и вправо, закручивалась спиралью. Я подумал, что назад без этой тропы не выйти – болота становились всё более пугающими. Не знаю, почему, но с детства опасаюсь болот – не обычных болот, с кочкарниками, а именно таких – трясина, жидкая грязь, подёрнутая сверху зеленоватой ряской. Ботаник шёл сзади и уже вполне пришёл в себя. По крайней мере, стал комментировать происходящее:

– Странно. Обычно гинкго на болотах не растёт. Тем более это вообще засухоустойчивое растение. В горах – да, растёт, а на болоте – нет.

– А где ты видел болото на вершине горы? – спросил его я.

– Ну, это просто. Если мы находимся в кратере вулкана, то тогда это вполне закономерное явление, особенно если это грязевой вулкан, как, например, на Тамани или на Апшеронском полуострове.

– Ты хочешь сказать, что ваша пресловутая Чёрная горка – это конус грязевого вулкана?

– Да что ты, что ты, Яков! Грязевые вулканы не образуют конусов, это вообще больше такое… такое болото… лужа! Да – лужа или озеро, из которого вытекает грязь. Ещё газы выделяются, которые периодически вспыхивают. А здесь я не знаю, откуда болота. Не должно быть. Хотя в документах было что-то. Перед самой катастрофой случились внезапные выходы термальных вод – тогда, в пятьдесят третьем.

– Всё, всё, хватит. Подробными исследованиями займёшься на досуге – когда… если… выберемся отсюда. Не забывай, там наш туманный ёжик, топотун наш замечательный на входе ждёт.

– Не, Яков! Ты что! Я верю в тебя! Как ты его остановил! Слушай, откуда слова знаешь?

– Да ты же сам меня учил.

– Я только одну фразу тебе сказал, а ты дальше сам продолжил.

– Дежавю, Петька. Какое-то странное чувство, что всё это уже со мной было, и не однажды. Будто домой вернулся. Сейчас вот два дерева будут, а там посмотришь – какой-то вход должен быть.

– Куда вход?

– Если бы я знал. Надеюсь, не в самое пекло.

Деревья выросли перед нами неожиданно. Тропинка повернула последний раз и оборвалась сразу перед ними. Будто влюблённые, обнявшись ветками, венчали они самую вершину Чёрной горки. Согласно здравому смыслу отсюда можно было бы обозревать окрестности, вплоть до самого Барнаула, но ощущение было такое, что мы находимся не на возвышенности, а на дне впадины. Странно, очень странно, но на фоне всего, что случилось за последние часы, эта странность была почти милой. Ботаник подошёл к дереву, протянул руки к стволам.

– Замри! – заорал я, но не успел – его отшвырнуло метра на два. – Петро! Петруха!!!

Он не подавал признаков жизни. Кинулся к ботанику, затормошил его, приложил ухо к груди – сердце вроде бы билось, но медленно, очень медленно.