Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он занимался единственным делом, которым честный молодой человек может достойно зарабатывать в славном городе Надамас. Убивал за деньги. Вот он дошёл до нужного дома, не таясь постучал. Дверь открыла девушка. Охнула.
— Сейчас, только сумочку захвачу.
И уже вдвоём они пошли по зловещим кривым улицам. Но девушка не боялась. Ни с кем так не спокойно, как с наёмным убийцей.
— Что на работе? — игриво спросила она.
— Нормально. На свежем воздухе, каждый раз новые люди, график свободный. А у тебя?
— Как в морге.
— Ну нет, в морге поживее будет.
Они рассмеялись. Девушка работала библиотекарем. От громкого смеха попрятались большие крысы и маленькие форточники.
Убийца со спутницей поднялись по каменным ступеням. Сегодня в библиотеке было очередное еженедельное собрание дискуссионного клуба.
Пришли почти все: согбенная старушенция в растянутой вязаной кофте, пара страдающих нервным тиком учителей, хлыщ себе на уме с зубочисткой в углу рта, флегматичный водопроводчик, решительная мамаша с раскормленной собакой и сухощавый составитель ядов. Одни явились утолить интеллектуальный голод, другие — заглушить жажду адреналина (некоторым до библиотеки нужно было пройти через спальный район).
— Ну что, объявляю собрание нашего клуба открытым, — весело сказала девушка, расставляя вазочки с печеньем. — В этом месяце мы обсуждали семь смертных грехов, Содом и Гоморру, естественный отбор и преимущества разных видов оружия. Сегодня предлагаю тему «Христианские добродетели».
Кто-то разочарованно замычал, хлыщ принялся отстранённо качаться на стуле. Но библиотекаршу это не смутило.
— Вот вы, бабуля, верите в Бога?
— А то как же, деточка!
Старушка достала из-под кофты стальной крестик. Правда, с какими-то странными отростками и перевёрнутый.
Девушка на мгновение замялась, но продолжила:
— Ну, тогда вы наверняка можете назвать какую-нибудь добродетель.
— Моя любимая — непротивление насилию.
Хлыщ улыбнулся своим мыслям.
— Смирение, — подала голос решительная мамаша. Собака тихонько гавкнула в подтверждение.
— Терпение, — предложил составитель ядов, сверкнув очками.
— Честный труд, — с достоинством высказался убийца.
Все остальные тоже загомонили, споря и перекрикивая друг друга.
— Это утопия! — отрезал водопроводчик.
— Законы нравственности придуманы для масс. Сверхчеловек сам себе закон, — протянул хлыщ.
— Мы должны подавать детям личный пример, — дёргая глазом, убеждённо заявил учитель.
— Всенепременно, — поддакнул второй учитель, дёргая щекой.
— Когда уже будем потоп обсуждать? — возмущался водопроводчик.
И тут двери библиотеки распахнулись. Некий искатель приключений, польстившись на единственное целое здание на улице (слева — банк, справа — продуктовый, напротив — магазин часов, а в библиотеку только идиот полезет), застыл в проёме, целясь в компанию из дробовика, и проорал сначала что-то угрожающее, а потом — что-то жалобное. Что именно, никто так и не понял из-за почти слаженного залпа членов дискуссионного клуба. Но пули учителей и хлыща, сюрикен мамаши, бабкин кинжал, метательный ключ на 15 водопроводчика и отравленный дротик составителя ядов пролетели над головой упавшего грабителя. Дело в том, что коленную чашечку ему раздробило пресс-папье, направленное твёрдой рукой убийцы.
Собравшиеся обсуждать христианские добродетели смущённо переглянулись и стали торопливо прятать оружие. Честный киллер подошёл к подвывающему неудачнику и спросил:
— Христианин?
— Д-да, — с надеждой проблеял тот.
— Тогда подставь левую.
С этими словами убийца прострелил ему вторую коленную чашечку и пнул в бок. Мужик мягко покатился по каменной лестнице.
Молодой человек вернулся к столу.
Все молчали. Водопроводчик и собака тщательно пережёвывали печенье. Старуха хитро зыркнула на хлыща.
— Что-то кости ломит. Проводишь до дома, милок?
Тот кивнул. У него в рюкзаке были припасены мешки для трупов — на всякий случай.
— Конечно, бабуля. Как всегда.
Они откланялись. Остальные посидели ещё немного, потом тоже засобирались. Когда все разошлись, библиотекарша обняла честного убийцу и прошептала:
— Мне так нравятся твои прощальные фразы!
— Ну что ты, детка. Это моя работа.
И они страстно поцеловались. Закон жанра.
IV. Болезнь века
Хоронили меня в закрытом гробу, потому что видок у меня был тот ещё. Краше в гроб кладут. Ой. Ну то есть, во сне увидишь — трусами не отмашешься.
Преставился я скоропостижно, от неизвестной науке болезни. И лицо у меня было такое, что посмертную маску можно бы смело в комнату страха. А буквально вчера я был мэром славного города Надамас.
Болезнь началась внезапно. На той неделе проснулся с ужасной головной болью. Глаз не мог открыть. Зову жену, а она не идёт. Ну да, я совсем забыл, она ж у своего мордоворота теперь ночует.
Зову приживалку. Ту, что с пучком ходит. Остальные пять тёток из богадельни тупы, как пробки, да ещё и неуклюжие. Посуду мыли после приёма, так побили блюдо из сервиза на двести персон. На что мне сервиз на сто девяносто девять персон? Выбросили, заказали новый, а приживалок посадили на хлеб и воду.
Так вот, приходит эта баба с пучком. Приказал воды и зеркало. Несёт, а у самой глаза как два яйца вкрутую вылезли, губа трясётся. Смотрю в зеркало — а у меня на лбу два бугра вскочило, кровью налитых. Я — орать, баба — орать, набежали телохранители, бабу застрелили, потом только разобрались. Пока приживалки убирали труп и полы мыли, я позвонил личному врачу. Через двадцать минут он, запыхавшись, примчался из правого крыла моей резиденции (что это он там делал, интересно знать? Должен ведь жить в соседней комнате! Сказал охране, но когда они рапорт составили, я уже сыграл в ящик). Осмотрел меня, посоветовал сделать анализы, рентгены и пункции.
Выехал мой кортеж с мигалками. Сирену я велел отключить, и так башка раскалывается. У больницы какой-то мужик мешал припарковаться, что-то там кричал про маму с инфарктом. Мои мальчики ему ноги переломали, а меня подхватили и понесли. Остальная охрана в целях безопасности поймала всех больных на этаже и заперла у технички в каморке.
Анализы проводили часа три. Голова трещала по швам, боль невыносимая. Медики испуганно качали головами и руками разводили, не знали, что и говорить. Столько народу, а как человека вылечить, не знают, и ничего путного посоветовать не могут! Дармоеды! Велел их в тюрьму. Мой врач хмуро перебрал бумажки и снимки и сказал: будем завтра смотреть.
Прикатил я обратно в резиденцию. Нарывы надулись, как две сливы, ноги опухли и задубели. Зудел крестец и копчик. Мигрень была до того жуткая, что я отменил