Я тяжело вздохнула. В общем, чего я ждала? Что босс всех боссов примет меня просто так? Сама наивность…

– У Люцифера есть время… хм… ближайшее свободное окно… – Бельфегор повысил голос, – утром в шесть часов шесть минут шестого июня…

– Что? – разочарованно простонала я.

Погодите, сейчас был апрель. Если свободное окно в июне, то мне придется ждать два месяца. Я закусила губу. Два месяца это не так уж много.

– Мне придется ждать два месяца? У тебя не получится втиснуть меня где-нибудь пораньше?

– Милая, ты не дала мне закончить. Самая ранняя дата, на какую я могу тебя записать, – это утром в шесть часов шесть минут шестого июня, но 2016 года.

У меня не нашлось сил, чтобы громко возмутиться. Я просто уткнулась лбом в стол секретарши Сатаны. Он сможет встретиться со мной только через шесть лет…

– Меня может кто-нибудь прикончить? – простонала я.

– Золотце, ты ведь уже мертва, – заметил Бельфегор, успокаивающе гладя меня по волосам.

Я медленно шла по коридору университета. Темой дня среди студентов стало неожиданное возвращение голоса у таинственного мужчины из парка. Он якобы утверждал, что его нашел сам Сатана. Думаю, что провозглашение таких речей не ускорит его выписку из психиатрической лечебницы. Тем не менее я была польщена, что он считает меня такой злой и ужасной.

Боже… я превращаюсь в Азазеля! Определенно провела слишком много времени в его компании.

Я так задумалась, что прошла мимо Петруши, сидевшего на скамейке.

– Эй, Вики, – сказал он, когда я миновала его с отсутствующим выражением лица. – Хм… Вики? Вики?

Вздрогнув, я остановилась и, выдернутая из транса, повернулась в его сторону.

– Ох, привет. – Я подошла и поцеловала его в щеку в знак приветствия.

Он сделал удивленное лицо.

Чему он так удивляется?! Мы ведь позавчера целовались. Его руки как ни в чем не бывало трогали меня под курткой. Он сейчас должен тепло улыбаться, увидев меня, вспоминать тот вечер с нежностью, а лучше всего – снова меня поцеловать.

Бо-о-о-оже! Я мысленно простонала, садясь на скамейку рядом с ним. А вдруг он был настолько пьян, что ничего не помнит из той ночи?! Нет, это было бы явным преувеличением. Неужели судьба так меня ненавидит?

– Ты… – начала я, но прервалась.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Ведь… – Я снова сделала паузу, не зная, какие слова подобрать, чтобы не выглядеть идиоткой.

И сама рассмеялась над своей глупостью.

– Ты хочешь мне о чем-то рассказать? – спросил он, вынимая из сумки свой ланч.

Я смотрела, как он кусает бутерброд. Он сидел спокойно, расслабленно, может, ему даже было весело. На его губах играла эта слегка снисходительная улыбка, часто меня раздражавшая.

– Я хотела сказать, что… – В этот момент зазвонил мой мобильный.

Черт возьми!

Я вытащила из кармана серебряную коробочку размером с пудреницу с твердым намерением утопить ее в первом попавшемся туалете.

На дисплее высветился не номер звонившего, а красная надпись: ЭТО Я, КЛЕОПАТРА. ДОЛЖНА СКАЗАТЬ ТЕБЕ КОЕ-ЧТО ВАЖНОЕ! ВОПРОС ЖИЗНИ И СМЕРТИ!

Как она это делает, интересно?

Петруша нахмурился и вдохнул.

– Это что, запах серы? – Он посмотрел на мой телефон.

– Нет-нет, – быстро ответила я. – Может, что-то внутри перегорело…

Я гневно сунула телефон в карман и встала.

– Слушай, мне надо идти. Важные дела! – Я наклонилась и чмокнула его в щеку. – Увидимся!

Когда я бежала по коридору в поисках какого-нибудь уединенного места, мне показалось, что я услышала его тихий голос:

– У тебя все время важные дела…

Должно быть, мне показалось. Он никогда бы такое не сказал.

Я заперлась в самой большой кабинке женского туалета. Бросила сумку на подоконник возле окна, окрашенного в белый цвет масляной краской, и всунула ключ в стену.

Без стука я ввалилась к Клеопатре. Раз уж она позвала меня, то должна была знать, что я появлюсь, поэтому стучать не было смысла.

– Что такое? – бросила я, переступив порог. – В этот раз он не может его убить! Он обещал мне, что не будет этого делать!

Клео поднялась со своего золотого трона, стала драматично заламывать руки, но вдруг остановилась на полпути. Мои слова наверняка заставили ее выйти из роли.

– А кто говорит об убийстве? – спросила она удивленно.

Я, вздыхая, села на ступенях рядом с ее троном.

– Если я не ошибаюсь, то определение «вопрос жизни и смерти» подразумевает как раз это, – ответила я.

Неужели она помешала мне просто так? А я уже почти спросила Петрека о прошлом вечере! Почти решилась! Черт, мне почти удалось выдавить из себя этот вопрос!

Да, я прекрасно понимаю, что «чуть-чуть не считается», но… я ничего не могу поделать со своей несмелостью и закрытостью. А при Петреке… при нем я всегда веду себя как идиотка.

Клеопатра села рядом со мной.

– Что случилось?

– Ты меня об этом спрашиваешь? – воскликнула я.

– Слушай, никто не хочет никого убить. – Она взяла меня за руку. – Сначала расскажи, что произошло. Я вижу, что ты сердишься. И грустишь…

Я посмотрела Клео прямо в глаза. Не была уверена, что хочу ей что-либо рассказывать. Вчера я позвонила Зузе, и мы почти два часа визжали от радости, что он меня поцеловал, что наконец что-то происходит.

И тут вдруг оказывается, что ничего, видимо, не происходит…

– Мы с Петреком поцеловались, – сказала я.

Глаза Клеопатры стали похожими на блюдца.

– О-о-о… – Она нахмурилась, но тут же сдвинула брови обратно. – Подожди. Тебе не понравилось? Да? Это было отвратительно? Петрек придурок?

Я косо на нее посмотрела. Чему она радовалась?

– Меня пугает то, как тебе важно, чтобы я была с Белетом!

Я не могла усидеть на месте и стала кружить по тронному залу. От живой пальмы в овальном горшке и прямо до клетки с дрессированным соколом, на маленькую головку которого был надет капюшон.

Несколько раз я открывала рот, но останавливалась на полуслове.

Наконец я встала напротив Клео.

– Все не так, – сказала я. – Мне ужасно понравилось. Ты себе даже не представляешь, как бы мне хотелось пережить это снова.

– Тогда я ничего не понимаю.

– Он просто ведет себя так, будто ничего не случилось. Будто это ничего для него не значило. Сидит такой с этой своей усмешкой на лице и еще удивленно вздрагивает, когда я приветствую его поцелуем в щеку. Словно он хотел отпрыгнуть… – Я понизила голос, прежде чем сказать то, чего я боялась больше всего: – Он наверняка этого не помнит…