плясать, петь, бежать куда-то — главное живо, быстро, с огоньком! Мне приходилось себя сдерживать изо всех сил. Норадреналин и дофамин бурлили в крови, требуя выхода, снимая боль и побуждая пойти и размозжить головы негодяям, покушавшимся на жизнь и свободу Императора, а по пути доставившим мне столько неприятных часов.

Но то, что рассказал Новодворский, было чудовищно интересно. И даже действие наркотика не могло перебороть жгучее любопытство.

* * *

Эмиссар Новодворский и вправду умер тогда, на маяке, от разрыва сердца, не рассчитав порцию морфия. Однако — с удивлением очнулся в Зурбагане, в подвале "Астории". Он бывал там и раньше, а потому — узнал заведение, служившее ширмой для работы тевтонских спецслужб. Старому лоялисту почудилось, что он парализован и владеет только мышцами лица — однако реальность оказалась еще страшнее.

Суть вещей ему разъяснил некто Монтгомери, который распоряжался на явочной квартире орденцев вполне по-хозяйски. Оказывается, неизвестный богач и фанатик от науки решил возродить нашумевшие в свое время эксперименты профессора Доуэля и его ученика — профессора Керна. И вот теперь, воспользовавшись услугами имперского эмигранта — Ивана Арнольдовича Борменталя, хирурга от Бога, нашедшего убежище в Федерации, неведомому миллионеру удалось повторить опыт по возвращению к жизни физически здоровой головы без умирающего тела.

Борменталь согласился, как только узнал, кого именно предстоит оперировать — лоялистов он ненавидел лютой ненавистью, и причинить страдания их вождю, насладиться его беспомощным положением считал просто подарком судьбы. В бункере под "Асторией" опыт был проведен удачно — и теперь голова эмиссара Новодворского стала аргументом, который мог убедить даже самых отъявленных скептиков. Пароходом, а затем — поездом, автомобилем, и, видимо — снова судном голову и лабораторное оборудование перевезли сюда, в это самое место. Сколько прошло времени с тех пор — никто из узников платяного шкафа не знал.

Мне тоже удалось поведать головам кое-что полезное: по крайней мере — нынешний год, число и месяц и примерное расположение этого лабораторного комплекса. Я не мог оказаться более чем в двух, много — трех днях пути от Шемахи, то есть это был совершенно точно или Левант, или Каф.

Монтгомери, по словам Новодворского, оказался талантливым организатором — имея возможность распоряжаться серьезными суммами денег он привлек многих ученых изгоев, как-то: Игора, Цорна, Вагнера, Хайда... Им предлагались значительные финансы и отличные условия для экспериментов, не ограниченные законами ни одного из государств. И вместе с тем — безопасность, комфорт, все мыслимые удовольствия и удобства. Монтгомери настаивал на необходимости продолжения работы доктора Моро и профессора Преображенского и говорил о том, что его наниматель обладает достаточными ресурсами и влиянием для того, чтобы эта работа стала успешной.

Новодворский всё это время притворялся полоумным, сумасшедшим морфинистом, едва-едва реагируя на раздражители и отвечая на вопросы, время от времени выдавая полубредовые пассажи в духе пропаганды Республики Ассамблей, идей свободы, равенства и братства. Его оставляли в живых потому, что, являясь фигурой знаковой, эмиссар служил замечательным доказательством успешности экспериментов. Он бдил, слушал, запоминал, анализировал.

— Здесь замешано общество "Туле", слыхали? Кроме этих тевтонских любителей древностей и мистики, Монтгомери проводил демонстрации для анархистов Шельги, также были замечены кое-кто из Сипангских "жирных котов" — владельцев фармацевтических компаний. И президент Грэй, конечно же! Хотя, судя по тому, что мы сбежали из Зурбагана — с Грэем произошла размолвка... У каждого из этих игроков свои интересы, но наш хозяин водит за нос всех. Я никогда не видел его, но уверен — он не человек! — говорил Новодворский. — Местные называют его "Вассер", но это точно не его настоящее имя.

Остальные головы подтвердили такое соображение.

— Меня носили на демонстрацию на верхний уровень, — поведала некая девушка, откликавшаяся на имя Герды Люкс. — И я слышала голос Вассера. Кажется, он довольно молод. А еще — там что-то булькало!

— На верхний уровень? — уцепился за фразу я. — Мы под землей?

— Под землей, и, возможно, под водой, — согласился Новодворский. — А теперь — готовься к бою. Время слов прошло — враги идут сюда.

Пока я занимался приготовлениями, мне поведали еще кое-что интересное. Например, мои догадки о троглодитах были не такими уж далёкими от правды. И доктор Моро, и профессор Преображенский работали над использованием биологического материала животных для улучшения человеческого организма. Или напротив — доведения зверей до уровня, близкого к человеческому, с использованием органов, желез и частей мертвых тел. В последнем, кстати, неожиданно преуспел некто Игор — по мнению Новодворского, шарлатан и плагиатор, никакого отношения к науке не имеющий. Закреплялись результаты вивисекции гормональной терапией, которая проводилась под руководством доктора Цорна — того самого ученого, к которому стремился несчастный Престо.

Наверное, только действие первитина не позволяло мне расхохотаться и назвать всё услышанное бредом. Ну, и тот факт, что я общался с дюжиной отделенных от тел голов, конечно. К сожалению, я не успел вызнать и половину интересующих меня сведений, как наша беседа была прервана:

— Тихо! — шикнул Новодворский. — Они идут!

Я уселся на стул, для вида обмотав ноги веревкой, чтобы сбить с толку троглодитов, поставил тут же, неподалеку, горелку, руки спрятал за спиной, сжимая красный ломик в стремительно потеющей ладони. Осознание, что меня-то они привязывали за подлокотники пришло гораздо позже, когда дверные замки защелкали, и предо мной предстал некий плотного телосложения тип в вельветовом костюме и неуместной шляпе-котелке, похожий на спившегося коммивояжера.

Его сопровождали двое "троглодитов" — волосатых коренастых молодчиков с приплюснутыми рожами, напоминающими то ли обезьяньи хари, то ли свиные рыла. "Вельветовый" кинулся ко мне и ни слова не говоря ухватил меня за лицо:

— Так это же не он!.. Крак! — его фраза оборвалась на полуслове, потому как жалеть явно замешанного во всём этом мракобесии подонка я не собирался и врезал ему от души ломиком поперек мерзкой обрюзгшей рожи, а потом толкнул ногами в живот.

Вельветовый упал прямо в лапы троглодитам, я — на пол, одновременно роняя ломик и перехватывая горелку. Пока один из нелюдей пытался понять, что делать с обмякшим типом в котелке, второй не раздумывая кинулся ко мне.

— Э-э-э-э!!! — его разбитая физиономия свидетельствовала — мы уже были знакомы.

— Чтоб тебя! — мне удалось всё сделать правильно, и струя огня ударила в грудь троглодита, помещение наполнилось воплями и отвратительной вонью горелой шерсти и жареной плоти.

Объятый пламенем, зверолюд ринулся прочь, сбив при этом своего товарища. Секундное замешательство позволило мне снова воспользоваться