— Как фамилия этого толстяка? — зло спросил Савельев.

— Кажется, Бовин, — ответил Лозинский,журналист-международник.

— Они и развалили нашу страну, — нервно сказал Потапчук, —такие, как они.

— Это не пресс-конференция, а настоящее представление, —подвел итог Савельев. — Если они так будут мямлить, уже через пару месяцев ихскинут.

— Там просто нет лидера, человека, который мог бы заменитьГорбачева. Им нужно было позвать в свою компанию Ельцина. Он единственныймужчина среди этих дохлятиков, — вставил Семенов.

— В любом случае сегодня вечером мы уезжаем, — подсел итогСавельев, — но сначала я позвоню в Москву и узнаю, что нам делать дальше.

Все молча поддержали его решение. Савельев поднял трубку,набрал известный ему телефон Лякутиса.

— Вы уже слышали? — спросил он вместо приветствия.

— Да, конечно. У нас все об этом говорят. Ожидается, что сминуты на минуту нас соберут. У меня есть сведения, что Ландсбергис готовпокинуть страну. Решается вопрос о создании правительства в изгнании.

— На Магадане? — грубо пошутил Савельев.

— Что вы сказали? — вежливо переспросил Лякутис.

Но Савельев не собирался отступать.

— На Магадане, — повторил он, — они там создадут своеправительство, в полном составе.

— У вас есть ко мне какое-нибудь дело? — спросил Лякутисровным голосом.

Он не хотел начинать разборок и выяснений. Его сильно заделафраза Савельева о Магадане. Он абсолютно не разделял идей Ландсбергиса и, болеетого, считал их вредными для собственного народа. Он всегда выступал заразвитие Литвы в составе Советского Союза, но слова прибывшего из Москвыофицера КГБ о Магадане для национального правительства Литвы ему показалисьобидными. Как литовец он любил свою маленькую страну, но расходился с националистамив вопросе о дальнейшем пути ее развития.

Савельев понял, что несколько перегнул палку. Он умелчувствовать настроение собеседника.

— Кажется, я не совсем удачно пошутил, — в виде извиненияпримирительным тоном заявил он. — Мне нужен срочный разговор с Москвой.

— Я его для вас закажу по внутреннему телефону, — пообещалЛякутис. — У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?

— Больше ничего. Я хотел еще раз вас поблагодарить ипопрощаться. Сегодня мы выезжаем в Москву. Думаю, теперь у нас прибавитсяработы и документы можно будет сдать в архив.

— До свидания, — сухо попрощался Лякутис и положил трубку.

«Они все ненадежные сотрудники, эти прибалты, — подумал просебя Савельев, — им нельзя особенно доверять. Хорошо, что в нашу задачу лишнихлюдей не посвящали. Это правильное решение — не контактировать с местнымисотрудниками госбезопасности. Половина из них находилась под влиянием местныхнационалистов, а вторая половина занимала нейтральную и выжидательную позицию.Даже самые верные из них, такие, как Лякутис, и то обижаются при напоминании оМагадане.

Наверное, у представителей маленьких наций своя собственнаяутрированная гордость».

— Упаковывайте чемоданы, — приказал Савельев, — сейчас япоговорю с Сарычевым и узнаю его мнение о случившемся. Может, нам еще придетсявыполнять какие-нибудь другие задачи.

Через пять минут ему дали разговор с Москвой. Местныетелефонисты, уже знавшие о случившемся в Москве, почти сразу отреагировали назаказ по междугородному телефону, переданный по внутреннему коммутатору изместного КГБ.

— Слушаю вас, — раздался знакомый голос Сарычева.

— Это я, — торопливо сказал Савельев. — Что нам делать?

— У вас работает шифратор на телефоне? — вместо ответаспросил Сарычев.

— Конечно. Я его уже включил. Здесь нельзя никому доверять.

— Вы уже слышали о создании ГКЧП?

— Да. Ельцина арестовали?

— Это не наше с вами дело, полковник, — строго оборвалСарычев. — Вам поручена работа в Литве, и вы обязаны заниматься своими вопросами.Что вы намерены предпринять?

— Мы закончили свою работу и готовы выехать. Можете доложитьо том, что сегодня мы выезжаем в Москву.

— Сегодня не нужно. У нас скопилось слишком много дел и безваших документов. А вы ждите в Вильнюсе условного сигнала. У нас не так многолюдей.

Возможно, вам придется временно возглавить местную службугосбезопасности, до прибытия туда оперативной группы из Москвы. Они все там увас совершенно распустились. Будьте готовы к осложнениям.

— Я все понял. Ждать ваших дальнейших указаний, —по-военному четко ответил Савельев и, все-таки не удержавшись, спросил:

— Значит, у вас все в порядке?

— Пока не совсем, — признался Сарычев, — на улицах появилиськакие-то студенты, у Белого дома собираются толпы людей. Мы пытаемся контролироватьситуацию, но военные ненадежны. Они уже ни на что не способны.

— Понятно, — вздохнул Савельев.

— Ждите наших указаний, — повторил Сарычев, завершаяразговор.

Савельев положил трубку и посмотрел на своих сотрудников.

— Он возражает против нашего возвращения. Они там считают,что нам придется работать здесь с местными кадрами.

— Прибалтийское радио передает, что Ельцин выступил собращением к народу, — вдруг сказал Потапчук, слушавший радио, — он заявил, чтовсе действия ГКЧП незаконны, и требует возвращения Горбачева. Говорит, чторуководство России выступает против ГКЧП.

— Его арестуют уже сегодня вечером, — отмахнулся Савельев, —его и всех остальных. Это уже несущественно.

— Что-то мне не нравится этот переворот, — заметил Семенов,— в других странах к этому времени уже контролировали бы и телевидение, ирадио, и газеты.

А у нас обычный бардак.

— Просто пока не развернулись, — на всякий случай успокоилсебя и своих сотрудников Савельев.

День прошел в томительном ожидании. К вечеру стало ясно, чтовведение чрезвычайного положения провалилось. У здания Белого дома собралисьмитингующие, выступавшие в защиту Ельцина и Горбачева. Все настойчивеераздавались требования об освобождении первого президента страны.

— Они проваливают операцию, — сказал в ночь на двадцатоеСавельев. — На всякий случай нам нужно подготовить все документы к отправке вМоскву.

Когда крупье перевернул его карту, оказавшуюся пятеркой, всевокруг выдохнули воздух, громко обсуждая случившееся. Дронго почувствовал, какСавельев повернул голову и заметил его. Именно заметил, хотя быстро отвелглаза. Взгляд не задержался на нем больше чем на одно мгновение, но и этогобыло достаточно, чтобы почувствовать его интерес.