— Не отношу. И еще несколько сот женщин тоже. А остальныемиллионы очень даже отношу. И их «главную муже-бабу» Хиллари Клинтон в первуюочередь. Мне не нравятся женщины, которые вмешиваются в дела своего мужа.

— Я всегда подозревал, что ты типичный бабник, — беззлобнозаметил Дронго, — у тебя и рассуждения настоящего самца. А может, женщинапросто хочет добиться успеха в жизни, занять свое место, доказать свое право насамостоятельность.

— Если выяснится, что ты разделяешь точку зрения феминисток,я умру прямо здесь, на бульваре, — шутливо схватился за сердце Маир. — Тыпосмотри вокруг, какие роскошные женщины. А мы гуляем вдвоем, как парагомосексуалистов.

— Мы идем в казино, — напомнил Дронго, — а что касаетсяженщин, то недавно моя знакомая объяснила мне мое собственное отношение кженскому полу. Она считает, что интеллект подавляет все, в том числе и моюсексуальность.

Интересная мысль, как ты считаешь?

Маир расхохотался.

— Тебе срочно нужна женщина, — убежденно сказал он. — Давайвернемся в Канны. Я познакомился там кое с кем.

— В следующий раз. Не забывай, я здесь по важному делу.

— Ты так мне ничего и не сказал. Вы что-то ищете?

— Почти. Мне нужны некоторые бумаги, которые могутнаходиться у людей, назначивших нам встречу в казино.

— Я думал, речь идет о спасении человечества или хотя быпрезидента Ширака. А ты, оказывается, стал канцелярской крысой и собираешьбумажки. Ты посмотри, посмотри туда. Какие женщины! — закричал вдруг Маир,показывая рукой вниз, где у самого берега располагались многочисленные кафе ирестораны.

— Мы идем в казино, — терпеливо напомнил Дронго.

— Честное слово, ты сошел с ума. Раньше ты таким не был, —заметил Маир. — Когда ты получишь сегодня свои бумаги, я заберу тебякуда-нибудь в Германию или Голландию. Там можно вызвать по телефону прямо вномер потрясающих девочек.

— Мы должны перейти улицу, — предупредил его Дронго.

— Ты слышал, что я сказал?

— Слышал. Тебе сколько лет?

— Сорок четыре.

— А мне только тридцать восемь. Но иногда мне кажется, чтовсе семьдесят.

Может, слишком насыщенная жизнь, вмещающая в себя массувпечатлений и поездок получилась чересчур концентрированной и я израсходовалсвои эмоции намного вперед?

— Ты серьезно? — спросил Маир тревожно. — Если тебе уженичего не хочется в тридцать восемь лет, то это очень плохо.

— Я этого не говорил. Просто с физиологической стороныженщины уже волнуют меня гораздо меньше.

— Я уже об этом слышал. Тебе важны их душевные качества, — сгримасой на лице заявил Маир. — Вот что я тебе скажу, дорогой. Я перепробовалмиллион женщин. Разных. Блондинок и брюнеток. Наших и не наших. Все ониодинаковые. Они любят принимать загадочные позы и доказывать, что читали Прусаи Кафку. На самом деле в постели все они одинаково стонут, одинаково молчат иодинаково кричат.

— Тебе никто не говорил, что ты циник?

— Опять? — поморщился Маир. — Скажи что-нибудь другое.

— По-моему, ты сексуальный маньяк.

— А по-моему, настоящий мужчина должен всегда думать оженщинах. Это единственное, о чем можно мечтать постоянно.

— Тогда мечтай молча, — посоветовал Дронго, — и, пока мы непридем в казино, постарайся говорить о чем-нибудь другом. Лучше скажи, что замузей находится рядом с нашим отелем?

— Откуда я знаю! Ты думаешь, я хожу в музеи?

— Да, тут я был не прав, — согласился Дронго. — Вот и нашеказино. Паспорт у тебя с собой?

— Конечно. Они каждую ночь надувают сотню людей, а самибоятся пустить к себе одного опытного игрока.

— Надеюсь, ты еще не попал в их компьютер какнеблагонадежная личность? — пошутил Дронго.

— Как тебе не стыдно! Я играл во всех казино мира. Менявнесли в компьютеры как самого надежного игрока.

Они вошли в просторный холл. Касса размещалась слева от двери.Справа находился гардероб, куда сдавали личные вещи. В кассе проверяли паспортаи затем выдавали желтые билеты, стоившие семьдесят пять франков. Предъявивдокументы и получив свои билеты, они направились в зал.

По всему южному побережью Франции в знаменитых городах,раскинувшихся на Лазурном берегу, имелись казино и игорные залы. Не такиезнаменитые, как казино Монте-Карло или Лас-Вегаса, но в них кипели страсти неменьше, чем в широко известных игорных залах городов, ставших символамиигорного бизнеса, который охватил все человечество.

— Надеюсь, здесь нам повезет, — пробормотал Маир, подходя крулетке.

Дронго пожал плечами. Он не любил рулетку. Здесь всезависело от воли случая, от стихийного попадания нужного номера. Он предпочиталблэк джек, в котором игрок оказывался почти на равных с крупье. Кроме того,Дронго считал эту игру психологической и часто выигрывал небольшие суммы денег.Однажды в Тбилиси, во времена, когда город с наступлением ночи погружался вполную тьму, он зашел в открывшееся на проспекте Руставели казино «Сакартвело»и выиграл тысячу сто долларов. В те времена зарплата людей не превышаладвух-трех долларов. И за такие деньги вполне могли убить человека прямо наулице. Но он спокойно взял свой выигрыш и как ни в чем не бывало вышел наулицу.

Ошеломленные служащие казино проводили его растеряннымивзглядами. И только один из охранников успел поинтересоваться: «Откуда ты такойвзялся?» — но Дронго уже уходил, махнув рукой на прощание. Он вспомнил этуисторию, отходя от стола с рулеткой и направляясь к другому столу, где играли вблэк джек. Здесь было не так много людей, а минимальная ставка равнялась стафранкам.

Он разработал свою систему игры, при которой крупье нужнопросто сбивать с толку нелогичными действиями, чтобы тот не смог догадаться,как именно сыграет сидевший перед ним клиент. На семнадцать Дронго просилкарту, а имея тринадцать, отрицательно качал головой. Обычная игра строилась налогических действиях игроков, выдерживающих определенный стиль, к которомукрупье мог приспособиться. Но абсолютно нелогичные действия Дронго, а также егофеноменальная способность запоминать карты из нескольких колод иприспосабливаться к манере игры самого крупье почти всегда приносили ему успех.

На этот раз за столиком рядом с ним расположилсятемпераментный итальянец с живописной бородкой и закрученными усами. Здесь жесидел мрачный южанин-француз с характерным голым черепом. Еще один нервный,дергающийся тип непонятной национальности пристроился с самого края инерасчетливо ставил крупные суммы.