— Такой вариант имеет место.

— Я предлагаю штурмовать башню.

Брови генерала чуть приподнялись, в брошенном на Алекса взгляде появилось что-то новое.

— Начнём с того, что из башни по нам не сделали ни единого выстрела, а это заставляет задуматься. Башня — слишком выгодная позиция, а вахны далеко не дураки, чтоб её не использовать, здесь что-то другое. И я, майор, могу сказать что именно.

Генерал поднялся и принялся мерить закуток шагами.

— Они не хотят подвергать опасности гражданских, — продолжил он. — Давай отбросим эмоции и посмотрим правде в глаза. В сложившейся ситуации у нас нет шансов, их не было уже тогда, когда над головой захлопнулся барьер. Ты думаешь почему, видя, что из башни по нам не стреляют, я запретил даже дышать в ту сторону. Потому что это даст шанс попавшим после последнего боя в плен людям сохранить жизни. Более того, — видя, что Алекс хочет что-то возразить, с нажимом в голосе продолжил генерал, — высший командный состав группировки получил приказ, суть которого сводится к мерам, исключающим потери среди мирного населения. А зная личные счёты командующего к вахнам, могу предположить, что директива спущена с самого верха. Так что об убийстве хоть и враждебного, но всё же гражданского населения не может быть и речи.

— Я всегда считал, что мы участвуем в битве, цена которой поголовное уничтожение одной из сторон, — высказался Алекс. — А теперь слышу, что мы, оказывается, должны вахнов чуть ли не беречь. Я ослышался?

— Нет, не ослышался, — уловив иронию, начал заводиться генерал, — это политика президента, и не нам с тобой эту политику обсуждать.

— Я не понимаю такой политики, — упёрся Алекс, — это политика поражения и предательства. Для чего тогда вообще мы начали штурм планеты, зачем столько крови?

— Не буду углубляться в политические дебри, но одно могу сказать наверняка. Всё, что здесь происходит, как бы дико в нынешнем свете это ни звучало, направлено на уменьшение жертв с обеих сторон и, возможно, заключение мирного договора. Верится с трудом, но это так.

— Происходит сейчас, или должно было происходить по первоначальному плану? — уточнил Алекс.

— Конечно, по плану. То, что всё будет вот так, никто не ожидал, но и данных приказов также никто не отменял. Поэтому об убийстве гражданских мне даже не говори.

— А я и не предлагаю их убивать, я предлагаю взять заложников.

— Кого? — переспросил генерал.

— Заложников, так это называется. Естественно, придётся кого-то убить, в башне просто не может не оказаться охраны. В нашем случае демонстрация силы пойдёт на пользу, это подавит волю к сопротивлению. Дальше сгоняем захваченных, плотно минируем и сообщаем вахнам, что в случае штурма гражданские гибнут в первую очередь. Тем самым мы, не нарушая приказ, отодвигаем собственное истребление. Мера временная, но отсрочку даст, а там, глядишь, наши умники с барьером что-нибудь придумают.

— Заложники, — словно пробуя на вкус что-то горькое, произнёс генерал, — мерзость какая, и какому же психу такая дикость пришла в голову?

— Есть у меня знакомый, от него можно и не такое услышать.

Громкая трель канала закрытой связи пропиликала дважды, прежде чем глава Республики вышел из предательски свалившей полудремы. Сон настиг крутившегося последнее время как белка в колесе президента в кресле кабинета. Красные глаза, мешки под ними, хроническая усталость на лице — за три военных года стали атрибутом высшей власти в Республике, но заснуть на рабочем месте Гард Скове позволил себе впервые.

Уловившие движение датчики зажгли над столом неяркое освещение. Убаюкавшее хозяина кресло приняло привычное положение и подтянулось к столу.

Потерев глаза и тряхнув головой, глава Республики повернулся к спроецированной на краю стола рабочей колонке. Стрелки часов перевалили за пять утра. Полтора часа сна за без малого двое суток не придали свежести, однако стоявший в голове ком всё же исчез. Настойчивая трель вновь разлетелась по кабинету. Ткнул пальцем в проекцию, колонка развернулась в экран. На президента смотрел командующий флотом Новой Республики адмирал Арон Двински.

— Извините за беспокойство, господин президент, но обстановка требует вашего вмешательства.

Сухое, изборожденное морщинами лицо адмирала как всегда не выражало эмоций, но за годы совместной работы Гард научился по выражению его глаз определять степень произошедшего. Ясный, моложавый взгляд адмирала таил интригу, и ничего более. Натянутые от дурного предчувствия нервы слегка расслабились, вчерашних плохих вестей хватало и так.

— Несколько минут назад получил весточку от Крябина. Защитный барьер над Вией вновь отключен.

— Опять ловушка?

— Трудно сказать. Едва обнаружив отсутствие барьера, Крябин приказал провести бомбардировку генерирующих поле установок.

— Знакомо, — перебил Гард адмирала, — если память меня не подводит, нечто подобное вчера уже было. Так же отключилось поле, так же ударили по генераторам, правда потом выяснилось, что вахны показали красочную картинку их разрушения и заманили нас в западню. Мы думали, всё видим и знаем, а оказалось, видим ровно столько, сколько нам хотят показать.

— Сейчас всё по-другому. Об отключении барьера мы узнали, когда на планету рухнул наш истребитель. После его отключения приборы фиксировали плавное снижение мощности полей над ключевыми объектами планеты. По заявлениям специалистов, внедрённая группой Вольнова программа должна действовать именно так.

— Почему только сейчас?

Красноречивый жест адмирала показал, что в его голове те же вопросы.

— Соображения по поводу дальнейших действий?

— Будет целесообразно провести бомбардировку из космоса, разрушить и убить всё, что можно, и только после бросать авиацию и сухопутные части. Крябин придерживается того же мнения. Только так мы сведём потери к минимуму.

— Потери на этот час?

— Почти двенадцать миллионов.

— Почти?

— Точные данные получить пока невозможно. Связи с остатками высадившихся дивизий нет. Визуальное наблюдение показало, что мы держим плацдарм шесть на четыре километра, предварительно пять-семь тысяч пехотинцев. Около двадцати одного часа по нашему времени вахны по неизвестной причине прекратили осаду плацдарма. Суммируя потери в космосе, воздухе и на поверхности, получаем почти двенадцать миллионов. Потери огромны, — продолжил адмирал, — поэтому надеемся получить санкции на тотальную бомбардировку.

«Тотальную бомбардировку, — повторил про себя президент, — такие предложения он слышал ещё перед вчерашним штурмом. Слышал, но категорически отверг. Двенадцать миллионов, — думал он, — все они, все до единого, погибли по моей вине. Ошибки и недочёты генералов омыты кровью, политики в ней захлебнулись».

Гард как никто другой знал, что есть люди от политики, а есть маньяки, в данную минуту он впервые в жизни пожалел, что не принадлежит ко второй категории. Решение созрело, решение, на первый взгляд, дикое и нелогичное, но иного пути нет и быть не может.