chitay-knigi.com » Современная проза » Счастье - Зульфю Ливанели

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 90
Перейти на страницу:

В ту же секунду он понял, что у него за спиной – огромный корабль. Тот вошел с другой стороны гавани, чтобы пришвартоваться, и только сейчас, заметив перед собой хрупкую яхту, принялся подавать оглушительные свистки. С одной стороны – опасный порт, с другой – тревожные свистки огромного корабля! Все это ошеломило Профессора. Конечно, он знал, что яхту надо пришвартовать. Он хотел бросить на причал концы, потом медленно-медленно подплыть на моторе, но не знал, как справиться в одиночку. Тали были установлены слишком часто. Это было удобно, но если парус накручивало на мачту или он цеплялся за таль, швартовка серьезно усложнялась. Профессор вцепился в штурвал, если бы он отпустил его, парусник неизвестно куда бы понесло, он стал бы неуправляемым. Но с другой стороны, держа руль, нельзя было управиться с делом. Проблема в том, что он один. Если бы на судне был еще хоть кто-нибудь, было бы гораздо проще – один держит руль, другой швартуется – и готово!

Корабль гудел, не переставая, яхту швыряло из стороны в сторону, она привлекла всеобщее внимание, все на берегу наблюдали за опасной ситуацией. Надо было немедленно принимать решение, через несколько секунд уже могло быть поздно.

«Будь что будет!» – решил он и, оторвавшись от штурвала, с бешеной скоростью бросился к канату и пришвартовался. И тут же ощутил страшную боль в колене, должно быть, обо что-то ударился. Сумасшедший ветер начал затихать, но Профессор вдруг понял, что не в состоянии радоваться этому – он не мог вздохнуть. Раньше он часто слышал выражение «язык прилип к нёбу», но был уверен, что это – метафора. Однако сейчас его язык и в самом деле прилип к нёбу, и как он ни старался, не мог открыть рта, чтобы набрать воздуха в легкие. В последний момент он свесился с яхты к поверхности моря, зачерпнул ладонью грязную мазутную воду и отправил в рот. Это сработало, и он смог вдохнуть.

Вечером он принимал на своей палубе других яхтсменов, пришедших выразить ему свою поддержку. Восхитившись тем, что он управляет таким огромным судном в одиночку, они признали, что его действия были верными, учитывая масштабы опасности: «Вы великий мастер морского дела, но больше так не играйте с морем! Такой огромной яхтой управлять в одиночку неправильно».

Они в свою очередь пригласили его к себе пропустить рюмочку. Это были спортсмены, в большинстве – на пенсии, седовласые, но физически крепкие, одетые в одежду фирм Paul and Shark и Gant и Aquamarine. Они ремонтировали яхты, предавались совместным воспоминаниям и проводили время в планировании регат, которые проходили довольно часто. Эти люди не могли говорить ни о чем, кроме моря. Даже пребывая на суше, они совсем не касались земных вопросов. Их руки были руками рабочих. Кто-то рассказывал о новом купленном GPS-навигаторе, кто-то часами объяснял, как ремонтировать мотор. Их не очень-то интересовали чужаки, они даже не поняли, что этот громадный мужчина со спутанными волосами – Профессор, которого они видели раньше по телевизору.

Может, даже они вообще не смотрели телевизор. Нет, эти люди не были гражданами Турецкой Республики, они были подданными Морской Державы. Она не имела границ, но законы ее были нерушимы, и какая разница, откуда дует ветер, который развевает их стяг?

У моряков словно вообще не было родных, отцов, матерей, жен и детей.

Этой ночью Профессор задумался о смысле выражения «море одиночества». Столько дней он бродил в одиночку – и вот, почувствовал, как постепенно на смену воодушевлению, охватившему его в первые дни, приходит странная печаль. По ночам на якоре в безлюдных бухтах, в полном безмолвии, охватывающем, словно смерть, все окрест, он сидел в одиночестве при свете газовой лампы и задавал себе вопрос: что будет, если вдруг у него случится сердечный приступ, но ответа найти не мог. С мужчинами его возраста это случается: инфаркт или инсульт, можно и ногу сломать, упав с лестницы. Он даже представить не мог, что делать для спасения жизни, если что-то подобное случится, когда он окажется один.

На море существовало много других рисков, подобных тому, с которым сегодня столкнулась яхта. Он часто вспоминал слова: «Одиночество – удел Всевышнего!» и вынужден был признать правоту этой, изреченной сотни лет назад, анатолийской мудрости.

В первые дни он старался держаться как можно дальше от берега и выбирать для ночлега самые пустынные бухты, однако теперь, даже не отдавая себе в том отчета, устремлялся к берегам поселков и деревень, к деревянным самодельным пристаням. То, что ему надо взять на борт хлеба, воды, сосисок или пива, было отговоркой, которую он непременно изобретал, чтобы сделать покупки в прибрежных магазинах.

Возможно ли так изменить жизнь? В этом заключается его свобода – покупать еду в самых дорогих продуктовых магазинах Бебека[28] в Стамбуле или в обычных лавчонках на побережье Эгейского моря, пока еще не заполоненного туристами в этот относительно безлюдный сезон? Суть метанойи – лениво растянувшись на палубе яхты, валяться до самого вечера, повторяя стихи: «Тянись, мое тело, тянись – навстречу всходящему солнцу…»[29], и под аккомпанемент флейты Жан-Пьера Рампаля наблюдать, как в бирюзовых водах, словно стаи ласточек, разлетаются тучи мелких рыбешек.

Этой ночью впервые Профессор подумал о возвращении. Точнее, не подумал (мысль об этом была для него невыносима), а словно услышал внутренний голос. Он постарался заглушить его сразу, как только он возник. Но случившееся ввергло Профессора в состояние панического беспокойства. А беспокойство, в свою очередь, порождало недопустимые вопросы, вытаскивая его на очную ставку с самим собой.

«Ты можешь вернуться? Можешь ли ты вернуться к своей прежней жизни, в свой прежний дом, к Айсель, в университет, к своему такому известному, успешному, блестящему шурину, к своим друзьям? Эй, растерявшийся Профессор, может ли Стамбул стать твоей Итакой?» И он ответил себе: «Нет! Я не вернусь. Я на самом деле не хочу этого. Если я вернусь, это меня убьет!»

Как только ему пришла в голову эта странная мысль об «убийстве», он тут же вспомнил о несчастном шейхе Ади бен Мусафире[30] из XI века. Этот Мусафир, шейх езидов[31], однажды во сне увидел Пророка Мухаммада, который открыл шейху, что тот скоро умрет. Тогда он решил идти в Хиджаз, чтобы быть похороненным в этой благословенной земле. Раз уж Пророк дал ему знать о его смерти, то значит, у него есть время, чтобы успеть добраться туда!

Прежде чем уйти, он собрал свою религиозную общину-тарикат в Лалише, рассказал свой сон и заключил:

– Я отправляюсь в Хиджаз, чтобы умереть и быть похороненным там. Поэтому мне нет пути назад. Если однажды кто-то придет в моем обличье и скажет вам, что он ваш шейх, знайте, что это – шайтан. Приняв мое обличье, он хочет ввести вас в заблуждение. Немедленно убейте его!

1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 90
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности