Запах машинного масла смешивался с опьяняющим запахом моря.

Спустился вечер, в Стамбуле начали зажигаться первые огни, и Мерьем завороженно смотрела на отражающийся в синих водах Босфора сказочный город. В воде мерцали сияющие дворцы и огромные мечети, над головой простирались мосты, связывающие европейскую и азиатскую части города. На малиновом горизонте с изящно очерченной линией минаретов виднелись мечети Сулеймана, Султанахмет, огромная Святая София, дворцы Топкапы, Долмабахче, Чираган, Босфорский мост. Мерьем не знала их названий, она даже в мечтах не могла представить таких дворцов, башен, куполов, минаретов, мостов. Без остановки она восклицала про себя: «О Господи, Боже мой, Боже мой!..»

Солнце, садящееся за мечети, языками пламени лизало тонкие длинные минареты, словно укутывая их в красный бархат, и от всего этого Мерьем хотелось плакать. Скользил теплоход, сжималось сердце, в воздухе парили дворцы и мечети… На глаза наворачивались слезы.

На яхте рядом с теплоходом сидели и пили прохладные напитки хорошо одетые дамы и господа, мимо проплыл прибывший из Черного моря российский грузовой корабль гигантских размеров, на все это смотрели мечущиеся с тревожными криками чайки. Ветер доносил с берега запахи аниса и рыбы, отчего у Мерьем перехватывало дыхание.

Причалив к противоположному берегу, огромный теплоход повернулся боком, и Мерьем увидела, что у берега полно лодок. До пассажиров доносился умопомрачительный запах свежей жареной рыбы, который усиливался из-за одолевающего чувства голода. Округа звенела криками: «Рыба с хлебом, рыба с хлебом!»

– Бог мой! – снова забормотала она. – Господи, Господи, всемогущий Аллах! Все, что есть в этом мире, все – мой Аллах!

Голова кружилась от качки на теплоходе. А может, Аллах, так сильно сердившийся на нее из-за давнего визита к мавзолею Шекера Бабы и всю ее жизнь наказывающий ее, уже сменил гнев на милость? Может быть, он простил Мерьем? Стер из своей черной тетради совершенный ею в детстве проступок, да и все прегрешения, допущенные ею в жизни?!

Мысленно она спросила: «Господи, ты полюбил меня?»

Как же тут много воды, людей, кораблей, чаек, мечетей, света, шума! По набережной тянулась вереница автомобилей с желто-красными фарами, они сверкали, словно кометы…

Пассажиры высыпали из причалившего корабля словно куча муравьев и смешались в темноте с людским потоком. Здесь все передвигались очень быстро. Быстро ходили, быстро говорили, быстро спускались с теплохода и беспокойно разбегались в разные стороны. Их абсолютно не интересовало ничто вокруг.

Вместе с толпой Джемаль и Мерьем сошли с причалившего теплохода. Джемаль цепко схватил ее за запястье. Он не понимал, для чего это сделал – чтобы не потерять в этом хаосе Мерьем или чтобы зарядиться струящейся от нее юной силой?!

Джемаль остановил нескольких спешащих прохожих, спросил, где здесь посадка на автобус. Все кивали на противоположную сторону проспекта. Он никак не мог понять, как перейти дорогу перед не останавливающимися на красный свет автомобилями. Наконец им удалось это сделать, и они втиснулись в набитый битком автобус, следя, чтобы не стащили их небольшую сумку. Уцепившись за грязный металлический поручень, они старались не упасть, когда автобус вдруг резко тормозил в плотном потоке машин, а затем делал неожиданный рывок, но все равно то и дело валились на спины стоящих впереди стамбульцев. Какие они, эти стамбульцы, Мерьем никак не могла понять. Пассажиры автобуса немного отличались от тех людей, которых она видела на теплоходе и на железнодорожном вокзале. Мужчины смахивали на деревенских мужиков, головы женщин были увиты платками, однако, слава богу, встречались и свободно одетые молодые девушки.

Разлитая внутри Джемаля тупая апатия мешала ему смотреть на Стамбул с таким же восторгом, как и Мерьем. Но не мешала с чувством некоторой ревности и зависти думать о брате Якубе. Так вот почему тот переселился сюда, забрав жену с детьми, да так и не вернулся на родину! Даже название своего села забыл, наверное. Как будто Якуб был великим падишахом, живущим в Стамбуле, а их, словно своих рабов, и за людей не считал. Значит, они там, у себя в горах, боролись со смертью, проливали кровь под ледяным дождем, а братец здесь наслаждался жизнью! Кстати, в письме, которое он прислал отцу, сообщал о том, что собирается навестить родные места. В его словах сквозило высокомерие: будто он поднялся над своими земляками, а теперь вот решил снизойти до них. А ведь и правда многие втайне завидовали Якубу.

У Мерьем от усталости и перевозбуждения ломило все тело. Еще бы: сев на теплоход, они переместились на другой континент, перебрались из Азии в Европу, однако это было неведомо бедной девушке. Думая о том, что всего несколько дней назад она считала, что до Стамбула можно добраться, перевалив через гору, за которой притаилось их село, Мерьем внутренне конфузливо улыбалась: «Какая же невежественная я была, ничего не знала…»

Однако никто же сам собой не может ничего узнать! Злополучная девушка оказалась за пределами своей привычной жизни, ее голова была забита выдумками и небылицами. Сколько же она уже узнала за столь короткий срок, а сколько еще сможет узнать!

Автобус, минуя забитые машинами проспекты, пересекая площади и останавливаясь на множестве остановок, вывез их на загородный автобан. Люди выходили, число пассажиров уменьшилось. Мерьем с Джемалем смогли сесть на освободившиеся кресла. От усталости и качки Мерьем расслабилась, опустила голову и погрузилась в сон.

Они проснулись на последней остановке и вышли. Район, куда они приехали, был темным, вокруг стояли хибары – ничто не напоминало тот Стамбул, который они видели совсем недавно. Шофер подсказал Джемалю, что здесь надо пересесть еще на один автобус.

На этот раз они сели в голубой автобус, который повез их по темным полям, среди разрушенных домов, все дальше и дальше от сияющего огнями города. С каждой остановкой, которую проходил автобус, надежды и мечты Мерьем таяли, охватывающее ее смятение заставляло забыть о чудесном городе. Ей казалось, что они вернулись в Восточную Анатолию. Словно впустую провели двое суток в пути и совсем не удалились от своего села…

Автобус остановился во тьме, посреди полей, и шофер сказал:

– В бумаге, которую ты показал, написано «Рахманлы». Это и есть Рахманлы.

Им пришлось выйти. Голубой автобус скрылся из глаз. Они остались одни-одинешеньки в кромешной тьме.

Вокруг стоял запах зерна, навоза и гари. Очнувшись от первого потрясения, Джемаль, как спецназовец, осмотрелся вокруг, увидел воющую поодаль собаку и слабый свет на холме и сказал:

– Давай пойдем туда.

И они двинулись вперед по чавкающему грязью полю. К калошам Мерьем налипла грязь, она вспомнила, как шла по сельскому базару.

«Давай, дочка, будь счастлива! Ты едешь в Стамбул! Пусть твой путь будет удачным. Стамбул – большой город. Он совсем не похож на эти места!»

Ах, вот бы они сейчас пришли да посмотрели – что такое Стамбул и где живет Якуб! По сравнению с этим их родные места – как дворец.