Роберта беззвучно открыла дверь и вышла на улицу. Дорогие автомобили терпеливо дожидались своих хозяев, у фонарного столба стояла группа шоферов – меланхоличных слуг знати. Прислонившись к кованой металлической ограде особняка, Роберта с жадностью вдыхала прохладный и сырой воздух парижской ночи. Очень скоро она продрогла, однако, желая наказать себя за часы, которые Ги провел в одиночестве у ее двери, не делала никаких попыток согреться.

Рокот мотоцикла раздался куда быстрее, чем можно было рассчитывать. По узкой улочке, что вела к площади, стремительно приближался Ги. Роберта ступила в круг падавшего от фонаря света и, как только мотоцикл в двух шагах от нее остановился, бросилась на шею Ги, забыв о наблюдавших за сценой шоферах.

– Спасибо тебе, спасибо! – прошептала она. – Забери меня отсюда скорее!

Ги прижал ее к себе, нежно поцеловал в щеку. Затем помог Роберте устроиться на заднем сиденье, сел за руль и тронул мотоцикл с места. Они пересекли авеню Фош и по пустынному бульвару помчались в сторону Триумфальной арки, смутно видневшейся где-то впереди сквозь пелену густого тумана.

Обеими руками Роберта крепко держалась за талию Ги и шептала в воротник его куртки, слишком тихо, чтобы он мог расслышать:

– Я люблю тебя, я люблю тебя…

Она испытывала ощущение восхитительной чистоты, какое бывает у человека, избежавшего чудовищного грехопадения.

Уже неподалеку от площади Звезды Ги сбросил скорость и слегка повернул голову.

– Куда? – с напрягшимся лицом спросил он.

Роберта заколебалась.

– А ключи от квартиры приятеля у тебя по-прежнему с собой? Ну, того, что уехал в Тур?

Ги с такой яростью крутанул ручку газа, что мотоцикл подпрыгнул, и только каким-то чудом обоим удалось сохранить равновесие.

Направив мотоцикл к бровке, он остановил машину и повернулся к Роберте. На долю мгновения ей показалось, что спутник ее напуган.

– Ты пьяна?

– Уже нет. Так ключи у тебя есть?

– Нет. – Ги с отчаянием покачал головой. – Он вернулся два дня назад. Что будем делать?

– Можно снять номер в гостинице, – неожиданно предложила Роберта. – Разве нет?

– В какой гостинице?

– В любой, куда нас пустят.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что собираешься сделать? – Ги стиснул ее руку чуть выше локтя.

– Конечно, – улыбнулась Роберта. Отвечать на его вопросы было для нее наслаждением, это помогало забыть о безрассудном вечере. – Я же сказала тебе, что возьму инициативу на себя. Вот она, моя инициатива.

Губы Ги дрогнули.

– Американка, ты великолепна!

Роберта ждала поцелуя, но Ги, похоже, боялся зайти слишком далеко – здесь, на мокрой, промозглой улице. Он выпрямился, отталкиваясь от асфальта ногой и включая газ. Мотоцикл мягко тронулся. Сейчас Ги правил с осторожностью человека, везущего по неверной горной дороге груз бесценного фарфора.

Они проехали восемь парижских округов, осматривая отель за отелем, но ни один из них не привлек Ги своим видом. Заметив очередной, он начинал колебаться, что-то бормотать, потом качал головой и проезжал мимо. Роберта и не подозревала, что в Париже столько гостиниц. Она ужасно замерзла, но молчала. В конце концов, это город Ги, к тому же никакого опыта в подобных делах у нее нет. Если он имел какое-то представление о том, каким должно выглядеть их первое гнездышко, она без жалоб готова кружить по улицам до самого утра.

Выехав по мосту Александра III к Дому инвалидов, Ги направил мотоцикл в лабиринт узких, плохо освещенных улочек, где за высокими стенами прятались внушительные особняки. Но и здесь на каждом шагу виднелись вывески гостиниц: больших и маленьких, роскошных и скромных, ярко расцвеченных неоном и дремавших в тусклом свете уличных фонарей. Мотоцикл несся дальше.

Наконец они очутились в тех кварталах Парижа, где Роберта не была еще ни разу. Неподалеку от авеню де Гобелен, на улочке, застроенной едва ли не трущобами, Ги остановился. Рядом сквозь туман можно было различить через одну светившиеся буквы, из которых складывалось название: отель «Кардинал». Чуть ниже облезшей краской было выведено: «Полный комфорт». Память о каком кардинале увековечивало здание, нигде не сообщалось.

– Вот оно, – сказал Ги. – Я слышал об этом местечке от друга. Здесь должно быть очень уютно.

С трудом двигая затекшими руками и ногами, Роберта ступила на тротуар.

– Выглядит довольно мило, – с притворным воодушевлением заметила она.

– Если ты посторожишь машину, я зайду и улажу все формальности.

Ги старался не смотреть Роберте в глаза. У входа в отель он ощупал лежавший в кармане бумажник, как сделал бы человек, прибывший на стадион и опасавшийся карманных воришек.

Роберта по-хозяйски положила ладонь на переднее сиденье мотоцикла, мысленно пытаясь подготовиться к предстоящему. Сейчас она с удовольствием выпила бы мартини. Не давал покоя засевший в голове вопрос: неужели в номере будет зеркальный потолок, а стены расписаны нимфами в духе Ватто? Париж не открыл еще Роберте всех своих тайн, но слышать об этом ей уже приходилось.

«Постараюсь вести себя без кокетства, с достоинством и весело, – сказала она себе. – Пусть первый опыт оставит мне лишь лирические воспоминания».

Переговоры с портье задержали Ги, а стоять на улице в одиночестве было противно. Роберту беспокоила не мысль о занятиях любовью, а то, с каким выражением на лице она пройдет мимо дежурного. В фильмах, на которые ее водил Ги, для семнадцати-восемнадцатилетних девчонок такой проблемы не существовало. Грациозные, как пантеры, страстные, как Клеопатра, они ложились в постель с естественностью крестьянки, накрывающей стол для завтрака. Само собой, все они были француженками, и это здорово им помогало. Что ж, Ги тоже француз. Это успокаивало. Впервые за несколько месяцев Роберта пожалела, что Луизы нет рядом, что она так и не задала подруге вертевшиеся на языке вопросы, когда та поздней ночью возвращалась домой, возбужденная, распираемая желанием поболтать.

Из дверей отеля появился Ги:

– Все в порядке. Мне разрешили даже закатить мотоцикл на ночь в вестибюль.

Он принялся толкать довольно тяжелую машину по ступенькам ко входу. Роберта двигалась следом, размышляя, не стоит ли помочь ему: уж слишком натужные вздохи вырывались из груди Ги.

Тесный вестибюль освещала всего одна лампа, стоявшая на столе портье, пожилого мужчины с редкими седыми волосами. Он смерил Роберту мгновенным, всезнающим взглядом, негромко бросил soixante-deux[42], протянул Ги ключ и вновь погрузился в чтение газеты.

Лифта в отеле не было, на третий этаж пришлось подниматься по крутой и узкой лестнице. Ступени покрывала вытертая ковровая дорожка, от которой исходил слабый запах пыли. С замком номера возникли проблемы, и, ковыряясь в нем ключом, Ги бурчал под нос едва слышные проклятия. Наконец послышался долгожданный щелчок, дверь распахнулась, и Ги включил свет. Взяв Роберту за руку, он потянул ее в комнату.