Какой-то «Тибет» спрашивал ее, что делать с «Сахаром». Какой-то «Туман» просил очень вежливо и настойчиво прислать подкормку для оленьего стада в район горы Ветровой. «Калмык» строго требовал подтвердить получение шифрованной радиограммы капитану порта. И каждый из них после просьб, требований и запросов интересовался, сбавив голос чуть не до шепота:

– «Фиалка», нет ли новостей от «Кристалла»? Кроме этих голосов, ближних, в Раину комнату врывались певцы и тромбоны, священники и футболисты, хрипы и скрипы помех, голоса лгущие и голоса протестующие, отдающие команды и взывающие о помощи.

– Я – борт семьдесят семь-четыреста пятьдесят шесть. Вызываю «Кристалл». – Голос долетел до Раиных ушей, как далекое эхо. И тут же все ближние голоса замолкли. Рая, едва дыша, подкрутила настройку. – У вас что, зажечь нечего? «Кристалл», не вижу огней на посадочной полосе. Жгите матрацы, они уже не понадобятся. «Кристалл», «Кристалл»…

– Я – «Кристалл». Борт семьдесят семь-четыреста пятьдесят шесть, полоса смята льдами. Уходите в Порт. Когда расчистим новую полосу, дадим знать. Ждите в эфире.

– «Кристалл», «Кристалл». Я Володя Бойков. Я буду близко. Держитесь, ребята.

– Володя, уходи. Связь прекращаю. Пойду помогу народу полосу расчищать. Следи за эфиром! Следи за эфиром…

Раины руки побежали по клавишам и верньерам, – наверно, отыскивая ту самую, не существующую пока еще кнопку, которую нужно нажать – и беда отступит. Потом глаза Раины уставились на окно, на цветущую в горшке королевскую бегонию. Цветы у бегонии как мотыльки, только еще прозрачнее.

– «Фиалка», «Фиалка»… – позвали ее из недремлющей ночи.

Рая снова склонилась над своей работой.

* * *

Фонари украсили ночь светящимися шарами. Вьются в безветрии вокруг шаров легкие, народившиеся от света и от мороза снежинки. Кружатся и не падают на землю. В двухэтажных домах окна разноцветные от занавесок и абажуров. Музыка играет по радио и с пластинок.

От дома к дому, помимо тротуаров деревянных, проложены короба, как бы длинные ящики. На коробах ни снега нет, ни льда. По этим коробам побежали Ленька, Наташка и Коля.

– Что это за гробы? – спросил Коля. Ленька ответил:

– Ты свой юмор оставь, – но объяснил все же: – В коробах отопление паровое. В землю его не спрячешь – вечная мерзлота. Его и положили над землей, войлоком обернули, опилками засыпали и в деревянные короба упрятали. Это тебе не на пляже сидеть.

Шлепают Ленькины и Наташкины валенки по дощатым коробам. Шуршат Колины валенки вслед за Наташкой. На перекрестке, где короб с коробом пересекаются, как две дороги, толстый кот лежит полосатый.

Кот даже с места не сдвинулся, когда Ленька, Наташка, а вслед за ними и Коля перепрыгнули его. Коля подумал: может быть, замерз этот кот, закоченел – и все тут, и лежит на морозе трупом. Наклонился Коля, потрогал ладошкой доски, а они теплые. «Спит, – решил Коля, – пригрелся тут, на далеком Севере, и дрыхнет себе, как на печке».

Ленька и Наташка остановились, потому что короб круто пошел вниз, в темноту. Вверху звезды зеленые, как кошачьи глаза. Внизу темень – море замерзшее. Разглядел Коля в этой глубокой тьме – огоньки насыпаны грудками, словно кусочки неба выкрошились и упали вместе со звездами.

– Корабли, – объяснила ему Наташка. – Они здесь зиму зимуют – некоторые. Они первыми к островам отправятся. Придут ледоколы из Мурманска с другими кораблями. Те корабли здесь останутся, отдыхать после проводки, а эти пойдут. Потом и те пойдут, и еще… Там, – она махнула рукой куда-то вбок, – выше на севере, пролив есть – Вилькицкого, там всегда льды толкутся. Даже летом. Там без ледоколов нельзя… Летом здесь кораблей много. Они у нас отдыхают… – Эту последнюю фразу Наташка произнесла таким голосом, каким говорят ребята о вкусном мороженом или, к примеру, об апельсинах.

Представила Наташка лето. Народу на улицах – как в больших городах по субботам. На рейде корабли ворочаются. А в клубе! Танцы! И каких только нет людей. И наших, и заграничных. И моряков, и геологов, и охотников-тундровиков. Молодые штурманы в черных костюмах с золотыми шевронами и в лаковых ботинках танцуют с девушками-геологами, одетыми в кирзовые сапоги и зеленые брезентовые брюки. Геологи бородатые, комарами изъеденные, в штормовках и прожженных возле костра свитерах, танцуют с корабельными буфетчицами, разряженными в пух и прах в кружевной нейлон – на руках перчатки тонкие выше локтя. Говорят геологи корабельным буфетчицам по-заграничному, и буфетчицы геологам по-заграничному отвечают: «Йес… 0-ла-ла…» И матросы танцуют, и медсестры, и повара, и радистки, и плотники, и штукатуры, и летчики, и ученые, приехавшие по делам с зимовок. И все одеты по своему индивидуальному вкусу, или, как говорится, по своей прихоти. И всем весело, и никто ни в кого пальцем не тычет.

Весело и свободно.

– А там что? – спросил Коля, показав рукой на другую горсточку огоньков.

– Остров, – сказал Ленька. – Аэродром. Ну и так далее… Тебе пока знать не надо.

Коля посмотрел на Леньку жалеючи, но не возразил, а спросил:

– Если тигр укусит кошку за хвост, что будет?

– Бесхвостая кошка, – ответил Ленька. Наташка крикнула:

– И нет! Слепой тигр будет. Она ему глаза выцарапает. Коля очень серьезно померил Наташкин лоб пальцами.

– Голова нормальная, а мозгов – как у Ивана Сергеевича. Наташка обиделась, отшатнулась даже.

– Но, но… У какого Ивана Сергеевича?

– У Тургенева. Мы с Санькой, моим лучшим другом, в книжке читали: у Тургенева самый большой мозг был в мире.

– Ну, враг, – сказал Ленька восхищенно. Шлепнул Колю по плечу и добавил: – Сатирик.

Внезапно в природе что-то произошло. Что-то беззвучно лопнуло и раскололось.

– Что это? – прошептал Коля.

Небо заволновалось, заходило, словно подул в вышине разноцветный светящийся ветер, словно полил с высоты теплый сверкающий дождь и принес с собой странную тихую музыку. От этой музыки песни с пластинок и из приемников как бы утихли. От этих небесных огней огни поселка: окна, фонари, иллюминаторы кораблей – потускнели. Будто сама земля, беспокоясь о своей ледяной Арктике, дала команду розовым южным морям, синему-синему южному небу, красным пескам, желтым пескам, густо-зеленым джунглям, лиловым тропическим орхидеям разукрасить как можно нежнее полярную ночь, чтобы люди в этой ночи не устали, не заскучали от тьмы – чтобы ждали спокойно тепла и лета.

– Смотри, смотри – чудо какое!

И Наташка сказала гордо:

– Северное сияние…

А Соколов Ленька спокойно кивнул.

С мальчиком все в порядке

– Я – РГД – четыреста сорок. «Фиалка», примите радиограмму капитану порта.

– Я – «Фиалка», вас слышу. Прием.

В радиорубку, потеснив все голоса