Слова убаюкивали, и я улыбнулась сквозь дрему.

– Не может солнышко для одного человека светить, Шайтас. Оно для всех… – прошептала, не открывая глаз. Не хотела смотреть в его красивое нечеловеческое лицо.

– А для тебя будет.

– Ты не понимаешь, демон, – вздохнула я. – Когда солнце для одного, то и не греет оно вовсе. И смысла в том нет – для одного. Не с кем тепло разделить, не с кем порадоваться. Такое солнце мне не нужно.

– Глупая ведьма!

Он снова разозлился, но из рук своих меня не выпустил, оплел, словно змей, прижал крепко.

– Зачем упрямишься, Шаисса? Разве плохо тебе со мной?

Я пожала плечами.

– По-разному.

– Так ведь у вас, людей, так и бывает? По-разному? Чем же ты опять недовольна? Объясни мне, что еще я должен для тебя сделать?!

Я вздохнула. И не объяснить ведь. Да я и не пытаюсь, все равно не поймет.

– Почему противишься? – Его шепот обжигает, а руки вновь ласкают, губы трогают нежно. – Я дам тебе наслаждение, которого ты не знала, Шаисса. Только согласись… Стань моей, скажи да… Открой ворота для моих подданных… правь со мной, раздели власть и наслаждение, стань моей…

Парча платья тлеет под его пальцами, расползается на лоскутки. Сколько нарядов он уже загубил, сколько новых создал наутро? Он наряжает меня, словно великую княжну, рядит в пурпурный бархат и золотую поволоку, в прозрачную вуаль укутывает. А потом рвет на мне полотно, рычит и злится. Или как сейчас – снимает медленно, ласкает раздвоенным языком, от горячей влажности которого я вздрагиваю и не могу удержать вздох.

– Стань моей, Шаисса…

Слова – заклятие, соблазняют и дурманят, ласки кружат голову. Трудно устоять перед чарами демона. Не знаю, как я держусь. Но вновь горит на пальце бирюза, и снова рычит Шайтас, потому что я вспоминаю, сбрасываю дурман его заклятий. И отстраняюсь, а он склоняет лицо, заглядывает мне в глаза.

– Напрасно противишься. Все равно по-моему будет, рано или поздно. Я ждать умею, Шаисса.

Я лишь плечами пожала и глаза закрыла. Надеялась, что уйдет, как он обычно делал, разозлится и унесется, оставив меня одну на изодранной постели, но на этот раз демон остался. Так и лежал, обнимая, обжигая своим холодным телом, укутывая в крылья и прижимая к себе. И я вдруг услышала, как бьется в его груди сердце… Коротко и быстро, по-птичьи. И от удивления даже глаза открыла.

– Разве у демонов есть сердце?

– Спи, ведьма, – холодные губы коснулись моих волос. – Спи…

Когда проснулась, стены вновь цвели и волновались живыми травами, а над головой светило солнце. Не такое, как в моем мире, и все же обрадовалась я ему так, что вскочила с постели и закружилась по мраморному полу, подпрыгивая от радости. Твари Мрака попрятались в бледные тени – их свет солнца обжигает – и смотрели из углов глазищами, скребли пол когтями недовольно. Но я лишь рассмеялась.

– Видишь, все для тебя, – тихий голос заставил меня обернуться и нахмуриться. Шайтас сидел в кресле, а ведь мгновение назад ни демона, ни кресла здесь не было. Но к появлениям таким я уже почти привыкла. – Радую тебя подарками, каждую прихоть готов исполнить, а ты упрямишься, ведьма!

– Зачем мне твои подарки, если в ответ ты желаешь погубить мой мир? – воскликнула я.

– Зачем нужен такой мир? – обозлился демон. – И зачем его спасать, сама посмотри!

Он выплеснул на пол красное вино из кубка, и оно растеклось лужей. Пошло рябью, а потом… я увидела город Цареград, словно летела над ним птицей. С высокими расписными теремами и широкими улицами. Людей увидела в богатых нарядах, сани, ярмарку, гулянье… А потом жидкость дрогнула, показывая, как идут люди друг на друга, с топорами и вилами, как убивают, колют и режут, как кричат, и глаза их горят от злобы. Страшная то была картина, дикая. Словно вновь я увидела пир нечисти, оскаленные так же пасти и звериные глаза, проглядывающие сквозь лица людей.

– Смотри, каков твой мир, ведьма, – демон уже стоял за спиной, шептал на ухо ласково. – Чем люди лучше зверей преисподней? Их мысли злы и нечестивы, они сами нас зовут. Открой ворота, и мы с тобой будем править вдвоем, и будет наша власть справедлива.

– Не верю, Шайтас! – Я вырвалась из его рук. – Ты людей в рабов превратишь, кого твои подданные не сожрут, тех в прислужники отправят! Не бывать этому!

– Так люди и рады прислуживать, Шаисса, тебе ли не знать? – Его голос слаще меда и так же тягуч. – За кого ты борешься? Слабые они, им пригляд нужен и указ, вот мы и расскажем, поможем, направим!

– Воли лишим и свободы!

– А зачем им воля? – Шайтас тронул раздвоенным языком мою щеку, провел, играя. – По доброй воле они лишь глупости творят. Зачем им свобода? Она им в тягость, не знают люди, что с ней делать! И от дурости и незнания ударяются в лиходейство да разгул. Зачем им это? А по указке жить люди лишь счастливы, все тогда им понятно делается и ни за что не в ответе. Людям так проще, они лишь рады будут!

– Вранье твои слова, – я вновь отстранилась. – Не старайся, не поверю я им! Ничего ты, демон, в людях не понимаешь!

– А может, это ты не понимаешь, ведьма? – усмехнулся Шайтас. – Уж сколько ты от людей зла видела, а все веришь им, все защищаешь! Сколько жизней спасла, скольким помогла и что? Наградили тебя? Сказали слова сердечные и ласковые? Нет. Откупались людишки медяками, да и в те наузы норовили сунуть, чтобы свои беды тебе, дурной ведьме, отдать. Ты им помощь, а они тебе проклятие в спину и мешочек с горестями. Ты им – добро, а они тебе – вилы в бок! Вот и вся благодарность! Мои псы и то честнее, чем твои людишки!

– Думай, как хочешь, – я склонила голову. – Да только до смерти защищать их буду. Не понять тебе…

– Или, может, Ильмир твой за доброту поблагодарил? – продолжал нашептывать Шайтас. И говорил спокойно, да только в глубине глаз уже тлел яростный огонь. Злился демон. – Оценил твое сердце отзывчивое? Понял душу чистую? Нет, лишь наружность увидел и клинком холодным отблагодарил! Вот его любовь, ведьма! А ты все на колечко смотришь, все верность хранишь тому, кто забыл тебя давно!

– Замолчи! Я тебе не верю! – Я закрыла уши, не желая слушать. – На то мы и люди, все ошибаемся. Ильмир ошибку совершил, да осознал и раскаялся. В этом и суть, демон. Чтобы понять и исправить! Людям жизнь на то и дана! А ты, Шайтас, лишь в своей правоте уверен, все извратишь и перевернешь, правду и ложь смешаешь так, что и не отличить одно от другого! И не трать слова, я ворота не открою. А подарки твои… Мне не нужны. Все равно я здесь в плену, и золотые украшения меня не радуют.

– В плену, говоришь? – Алые глаза налились морозной тьмой. – Так ты про мой плен еще ничего не знаешь, ведьма.

Солнце исчезло, скрытое тяжелыми черными тучами, и мои покои в один миг сменились каменным подземельем – сырым и гнилым. У склизких стен на ржавых цепях висели полуистлевшие тела, и не понять – живые еще или уже сгнившие! Шайтас взмахнул рукой, и оковы, словно змеи, взвились в воздух, обвили мое тело, приковали к камню.