– Она больше не будет петь. Убила директора камнем по голове… Увезли…

– Убила? Камнем?

Темноту высветили желтые фары.

Машина Френсиса мчится по шоссе. В окне калифорнийские поля. Огромные железные нефтехранилища. Старый Эрвин спит. Пегги увидела выпавший из брюк деда бумажник, подняла, открыла его. Там – двадцатидолларовая бумажка и фотография, старая, выцветшая. На фотографии улыбается девушка, рядом с ней – капитан Эрвин Кристофер. Пегги показала бумажник отцу.

Старый Эрвин, отбросив голову на сиденье, спит.

– Анна Шагал?

Эрвин открыл глаза, посмотрел на бумажник:

– Откуда это у тебя?

– Валялся тут… Вот еще фотография.

На фотографии – новогодняя елка и Анна Шагал в наряде Снегурочки.

Сибирь. Новогодний вечер. В большом спортивном зале высится елка, украшенная цветными стеклянными шарами. У елки стоят Дед Мороз с белой ватной бородой и Снегурочка с аккордеоном в руках. Они поют. В Снегурочке под большим слоем пудры можно узнать Анну Шагал. Школьники, взявшись за руки, ходят вокруг Деда Мороза и Снегурочки, поют нестройными голосами. Пропев, Дед Мороз и Снегурочка прощаются с детьми. Они выходят в коридор, где человек с красным картонным носом требует, чтобы они быстрее шли к выходу.

– Следуйте за мной…

Дед Мороз и Снегурочка идут по коридору школы за человеком с картонным носом.

Портреты Пушкина, Гоголя, Толстого, которые разглядывает Анна, завершают свой ряд портретом Сталина.

Во дворе Дед Мороз и Снегурочка подходят к черной машине. Человек останавливает Деда Мороза, надевает ему на руки стальные наручники. То же он делает со Снегурочкой и сажает обоих в машину. Садится сам, не снимая красного картонного носа.

Анна смотрит в окно; видны снежные поля, замерзшие озера, фигуры рыбаков, застывших на льду.

Человек улыбается, говорит шоферу в военной форме:

– Зильберман – голова… Придумать в тюрьме театр! На это только еврейский ум способен.

– Это точно! – откликнулся шофер.

– Во скольких тюрьмах работал, везде бардак, а у него порядок!

– Девочку попросишь – даст ключи: иди, сам выбирай, какую хочешь. Я стольких девок оттрахал у него – не счесть… Даже одну черную… И как она попала в Сибирь, не понимаю.

– Черную из Африки? В Сибири? В тюрьме? Не может быть… И ее трахал?

– Да…

Шофер и человек с картонным носом ведут свой разговор, не заботясь о том, что за их спинами сидят Дед Мороз и Снегурочка. Лениво беседуют, коротая дорожное время. Человек кивнул головой в сторону Снегурочки:

– Эту трахал?

– Анну Каренину?

– Каренину?! Да нет, у нее еврейская фамилия…

– Знаю, Шагал, – смеется шофер. – Но она скорее под поезд бросится, чем ноги раздвинет. Но я до нее свой хер дотяну… Да, Анна?

Шофер оглядывается на заднее сиденье… Снегурочка открыла рот, чтобы ответить. Дед Мороз зашептал:

– Молчи, прошу…

– Точно дотяну… – продолжает шофер.

– За что сидит?

– Прирезала какого-то узбека…

– Красивая… – Человек с картонным носом с любопытством оглядел Анну. – Смотри, и тебя прирежет… Сворачивай, нам вот туда, на горку…

Другая школа. Другой зал. Другая елка. Дед Мороз поет вместе со Снегурочкой ту же песню. Дети кружат вокруг них с веселыми, радостными лицами.

Все поют: «Елочка, елочка, как ты нам мила, сколько счастья, радости ты нам принесла…»

На небе звезды, луна. Серебристый снег. В машине сидят те же, только теперь человек без картонного носа, на нем военная форма.

Фары машины высвечивают лису, перебегающую дорогу. Лиса испуганно бежит, прихрамывая на заднюю ногу.

Дед Мороз тянется к Снегурочке, которая спит, откинув голову:

– Смотри, лиса…

– Где? А, вижу, лиса…

Лиса выскочила из света фар. Исчезла в темноте.

– Пристрелить надо было. Не сообразил! – хохочет шофер, – Нашей Анне воротничок бы был… Да, Анна? За лисичкин воротничок дала бы?

В школе на спортивных матах у елки спят Дед Мороз, Снегурочка, шофер, военный человек. В зале темно. В окнах тусклый лунный свет. Дед Мороз осторожно, сантиметр за сантиметром, ползет к Снегурочке. Шепчет ей на ухо:

– Анна…

– Что, Илья?

– Я водки выпил… Тебя хочу.

– Ты же старый, Илья…

– Ну и что?

– Нельзя тебе…

– Но я очень хочу! Они пьяные, не проснутся.

– Нет, Илья.

– Шесть лет я не имел женщины, Анна, пожалей. Третий день мы ездим, я смотрю на тебя, с ума схожу от твоего запаха… Ты такая красивая, так пахнешь…

– Пот и грязь, Илья.

– Я с ума схожу… Во мне все разрывается. Дай, Анна…

Анна молча встала. Встал и Дед Мороз. Руки у обоих в наручниках. Очень медленно, бесшумно проходят они мимо спящих, мимо елки, увешанной стеклянными шарами, выходят из спортивного зала.

В пустом классе у стены стоит Снегурочка, подняв над головой руки, сцепленные стальными обручами. Дед Мороз прижался к Снегурочке и ритмично движется, тихо постанывая от удовольствия:

– Хорошая моя, хорошая моя, хорошая моя…

С грохотом открывается дверь. Вбегают шофер и тот человек. В два прыжка человек оказывается у стены, хватает Деда Мороза, оттаскивает от Снегурочки и бьет его по лицу.

– Не надо по лицу! Синяки будут! А завтра и послезавтра работать.

Шофер рывком засовывает руку под расстегнутое пальто Анны. Зажал голый пах.

– Целку строила! Обещал выебать – сейчас выебу!

Шофер расстегнул шинель. Ширинку брюк. Ловко и быстро ворвался в беззащитное тело.

– Смотри, Дед Мороз, как это надо делать!

Москва. На Красной площади метет снежная пурга.

С грузовика снимают большой портрет Сталина, идет приготовление к празднику дня революции.

Неожиданно порыв ветра вырвал из рук солдат, разгружающих грузовик, портрет вождя и помчал его по обледенелой площади. За портретом бегут солдаты. Портрет приподнялся и словно огромный белый парус скользит по льду. Налетает на американский пикап. За рулем Эрвин Кристофер. Он поздно заметил несущийся к нему на скорости портрет Сталина. Треск рамы, треск холста. Машина задымила. Солдаты, бегущие за портретом, остановились, растерянно смотрят на разорванный портрет, дымящийся джип…

Москва. Склад отделения Американского Красного Креста. Множество ящиков из-под медикаментов. Огромные холщовые мешки. Шкафы с металлическими и стеклянными банками, портрет президента Трумэна.