Но он понимал, что менять что-либо уже слишком поздно.

— Колокола в методистской церкви, сколько я себя помню,звонили совершенно иначе, — сказал Ив. — Кто-то подменил их.

— Ну и что?

— Ну и ничего! Ладно, Страшила Дуган, нам надо думать одругом.

Дуган оглянулся. На заднем сидении «джипа» лежала стараяпотертая сумка.

— Хотел спросить тебя, что в этой сумке.

— Разные старые вещи. Тебя это не касается.

Они проехали указатель, говорящий о том, что машина въезжаетв черту города.

— Скажи, — после долгого молчания вновь обратился к немуДуган, — что же мы все-таки будем искать?

— Не знаю. Но пойму, что это оно, если увижу.

Дуган промолчал, выругавшись про себя, и поднес ко лбу руку.Именно здесь была сосредоточена головная боль, начавшаяся как только онипересекли пограничную черту.

Все присутствующие в церкви ждали, когда преподобныйГухрингер начнет свою проповедь. Он слыл мастером на эти вещи.

И вот он начал:

— Мы провожаем в последний путь Руфь Мак-Косленд…

Большинство жителей Хейвена сидели, держа у рта носовыеплатки. Возможно, некоторых приезжих это удивило, но это была вынужденная мера.Как звезды падают с неба в августе, так выпадали зубы у хейвенцев. Но не толькос ними происходила эта беда. Некоторые приезжие тоже потеряли по зубу наследующий день.

У некоторых смертельно болела голова, и эту боль невозможнобыло снять таблетками.

И у большинства из них во время проповеди и после нее, и вособенности на следующий день, стали появляться разные идеи. Они приходиливнезапно, и многим хотелось закричать: «Эврика!», но они не смели нарушитьтишину, царившую на похоронном богослужении.

Жители Хейвена хорошо видели эти перемены и радовались отдуши. Они понимали, что чем больше людей побывало здесь сегодня, тем больше«превратившихся» и «превращающихся» будет на свете, и таким образом онивыполнят требования Великой Идеи.

Дуган и Хиллмен ехали по трассе. Дуган чувствовал себянесколько угнетенно, но не смог бы объяснить почему. Конечно, стариксумасшедший, мысль о том, что Хейвен стал змеиным гнездом, — паранойя. К этомуприбавилось нервное напряжение, растущее где-то в глубине души Страшилы. Нервыни к черту, — подумал он.

— Почему ты держишься за голову? — спросил Ив.

— Потому что она болит.

— Если ветер подует, станет немного легче.

Боже, что он здесь делает? И почему ему так нехорошо?

— Я чувствую себя так, будто кто-то бросил таракана в мойкофе.

— Угу.

Дуган посмотрел на него:

— Но ведь ты себя так не чувствуешь, верно? У тебя всехорошо?

— Я устал, но голова у меня действительно не болит, и яспокоен.

— А почему она должна у тебя болеть? — торопливо спросилДуган. Разговор напоминал ситуацию из «Алисы в стране чудес». — Головная боль,мне кажется, не передается на расстоянии.

— Если тебя и еще шестерых ребят запереть в тесной комнате,то через десять минут у всех вас будет болеть голова, верно?

— Ну, наверное, так. Но то…

— Конечно, нет. Да и с погодой нам повезло. Именно поэтому ядумаю, что то, что мы ищем, обладает огромной мощностью, потому что ты это ужеощутил. Я вижу, что ощутил. — Хиллмен помолчал, потом вдруг загадочно проронил:

— У тебя уже есть какие-нибудь идеи, Страшила?

— Что ты имеешь в виду?

— Ладно, — Хиллмен облегченно вздохнул. — Если появятсяидеи, скажи об этом мне.

— Это безумие, — Дуган, казалось, по-настоящему рассердился.— Все, что ты говоришь, — бред. Давай-ка, разворачивайся и поехали назад. Яхочу вернуться, Хиллмен.

Ив внезапно сосредоточился на одной фразе, звучащей в егомозгу. В последние три дня, проведенные в Хейвене, он узнал, что Брайен, Мэри,Хилли и Давид могли читать мысли друг друга, он же мог их только чувствовать.Но его мысли они прочесть не смогли ни разу. Его заинтересовало, не являются липричиной этому осколки в его голове.

— Что это? — внезапно спросил он Дугана.

— О чем вы го…

Ив свернул на обочину, поднимая клубы пыли. Они уже на милюс небольшим отъехали от городской черты; до фермы старого Гаррика оставалосьоколо трех-четырех миль.

— Ничего не думайте, ничего не говорите, просто скажите мне,что думаю я.

— Вы думаете про какой-то осколок… Но это безумие! Люди немогут читать мысли других людей!

Дуган замолчал. Он повернул голову и уставился на Ива. Ивслышал его хриплое дыхание. Глаза Дугана расширились.

— О каком-то осколке, — повторил он. — Вот о чем вы думаете,и еще о том, что…

— Что они не могли читать мои мысли, — сказал смеясь Ив.Голову его украшала кепка, которая нередко встречается на шоферах дальнихрейсов. Вот в чем причина?! Так просто! Он решил еще немного проверить Дугана.А что если представить себе… трактор?

— А что сейчас?

— Трактор. Но вы неправильно представляете себе щитокуправления. Мой отец фермер. Я вырос на ферме. Эти тракторы, они…

Внезапно он замолчал, потом резко рванул на себя ручку дверии выскочил из машины.

— Когда-то давно Руфь спросила, прочитаю ли я молитву на еепохоронах, если ей не суждено пережить меня, — говорил тем временем преподобныйГухрингер, — и я рад, что могу выполнить ее желание.

Дик Аллисон скосил глаза влево и увидел лицо стоящего рядомНьюта. Ньют выглядел усталым. За его спиной Джон Харли неприкрыто зевал; егоголубые глаза не выражали ничего, кроме скуки.

Да, здесь был весь Хейвен. Как по команде, встали горожане,образуя единую семью, единое целое, которое никто не сможет разорвать.

Бобби Тремейн взял за руку Стефани Кольсон и сжал ее. Онаслегка вздрогнула, глядя на него широко раскрытыми коричневыми глазами, глазамилани, встревоженной выстрелом из охотничьего ружья.

(на шоссе) (слишком близко к кораблю) (один из них — коп)(коп, да, но особенный коп — коп Руфи, он любил ее) Руфь сразу же узнала бы этиголоса. Да и некоторые из приезжих вдруг услышали их и встревоженно заозиралисьпо сторонам, не понимая, что происходит, не зная, что уже заражены инфекциейХейвена.